Просьбы, угрозы, приказания, мольбы – все было бесполезно; непреклонный человек повернул лодку обратно и направил ее к тому самому месту, откуда отъехал. Пригласив дам высадиться, он проводил их через парк к замку, где велел доложить о себе лэрду Дугласу.
Тем временем совершенно стемнело, так что возвращение Марии в замок было замечено лишь очень немногими. Однако старый Дуглас был вне себя и отозвался о королеве очень резко, в особенности за то, что она соблазнила его внука, которому он при этом послал свое дедовское проклятие. Сам же он, позаботясь о надежной охране замка, отправился в Кинрос, чтобы арестовать своего внука. Но Георг Дуглас, очевидно, заметил, что произошло на воде, или получил как-нибудь извещение и успел бежать раньше, чем его настиг дед.
На Марию это неудачное бегство подействовало самым угнетающим образом; горькое разочарование в надеждах потрясло ее, и всю ночь напролет она плакала, а ее дамы никак не могли успокоить ее.
После такой ночи настроение Марии стало крайне угнетенным, запуганным и податливым. Старый Дуглас появился в ее комнатах довольно поздно, с мрачным выражением лица, еще более способствовавшим страху королевы. Когда же он в коротких, резких словах объявил ей, что прибыло новое посольство от тайного совета лэрдов и в одиннадцать часов явится перед нею, она чуть было не упала в обморок.
После этого заявления лэрд Дуглас удалился. А так как у королевы не просили аудиенции, а приказывали, требуя повиновения, то Мария не могла воспрепятствовать тому, чтобы депутаты явились к ней в назначенное время.
Членами посольства были на этот раз Роберт Мельвиль и лэрд Линдсей. По-прежнему задача первого состояла в том, чтобы подготовить королеву к акту отречения от престола. На этот раз он еще определеннее разъяснил ей все последствия продолжительного сопротивления воле лэрдов. Мария хотя и продолжала сопротивляться этому требованию, но уже не с прежнею решительностью; когда же вошел свирепый Линдсей, она так испугалась, что почти лишилась воли.
Линдсей вошел, держа в руках три хартии. Войдя без поклона, он прямо направился к королеве, разложил бумаги на столе перед нею и заявил беспощадным тоном:
– Вам предоставляется или подписать эти документы, или же быть приговоренной к смертной казни; доказательства вашей вины имеются налицо.
Эта угроза, сопровождавшаяся вполне заслуженным упреком, окончательно потрясла Марию и лишила ее последнего мужества. Слезы брызнули из ее глаз, и, дрожа всем телом, она схватила перо и начала подписывать лежавшие перед нею три документа.
Добившись своего, Линдсей отошел к дверям и приказал позвать Томаса Синклера, секретаря Марии. Этим моментом воспользовался Мельвиль и шепнул королеве несколько слов.
Как известно, роль Мельвиля в этом деле была несколько двусмысленная; однако казалось, что он взял ее на себя исключительно с целью служить интересам королевы. Это предположение основывалось на словах, с которыми он обратился к королеве.
– Ваше величество, – сказал он, – лэрды Этоль, Майтлэнд и Киркэльди извещают вас, что насильственное отречение недействительно!
Как известно, о том же написал Марии Трогмортон от имени Елизаветы.
Королева ничего не успела возразить на эти слова, так как в это время снова подошел Линдсей, и только бросила на Мельвиля взгляд, полный благодарности. Эти слова вернули ей некоторое самообладание. В этот же момент вошел и Синклер.
– У вас при себе печать королевы? – спросил Линдсей секретаря.
– Она всегда при мне!
– В таком случае приложите печать к этим хартиям.
Синклер не видал королевы с тех пор, как она поселилась в замке Лохлевин; он низко поклонился ей и вопросительно взглянул на нее, причем заявил:
– Я привык получать приказания только от ее величества и служу лишь королеве.
– Королева приказывает! – крикнул на него Линдсей.
– Синклер, – вмешалась Мария, – я вынуждена подписать хартию об отречении; приложите мою печать к этим документам!..
– Вы приказываете, и я повинуюсь, – ответил преданный секретарь, – но объявляю этот вынужденный акт по закону недействительным!
– Тебе нечего объявлять, плут! – крикнул Линдсей. – Держи свой язык за зубами, пока он не наделал тебе беды!
Синклер ничего не ответил больше и приложил печать.
Линдсей тотчас же взял эти документы и в сопровождении Мельвиля вышел из комнаты. Так как Мария не выразила намерения говорить с секретарем, последний также удалился.
Несколько минут Мария сидела неподвижно, как бы окаменев, а затем разразилась слезами, упала на колени, молитвенно сложила руки и возвела взор к небу, как бы в молитве ища последнего утешения и надежды. Ее молитва была прервана шорохом, свидетельствовавшим, что она не одна в комнате. Мария оглянулась. У дверей стоял молодой человек в костюме пажа; смуглые черты его лица и глаза были устремлены на нее с выражением участия, в руках у пажа была какая-то бумага.
Эта фигура напоминала королеве что-то знакомое; вглядевшись же повнимательнее, Мария вскочила и поспешила навстречу вошедшему.