…В день выборов в Верховный Совет, когда в красном уголке собирались наряженные железнодорожники, отец с матерью танцевали вальсы. Из репродуктора неслась громкая музыка. Чаще всего танго «Прощай» и «Утомленное солнце». Удивительное дело, но многие из немногочисленного населения станции умели танцевать. Климке было интересно, как голова у взрослых не кружится от танцев.
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот день ты призналась, что нет любви…»
– Папка, а море какое?
– Море, оно теплое. Море – это много солнца и загара. Вот накопим денег на дорогу, сядем на поезд и обязательно поедем на море. Сам увидишь его, – обещал отец.
– А ты видел?
– Нет, еще не довелось, – смеялся отец.
– А мама?
– Тоже нет. Все вместе поедем и сами посмотрим, какое оно, море.
В оконное стекло – дзин-дзинь – постучали. Мелькнули тени. Одна и вторая. На веранде хлопнула дверь.
– Дедуля-я! – раздался звонкий голос внучки Маринки.
Климент Ефремович вздрогнул, открыл глаза. Задремал, сидя с газеткой на диване в комнате.
– Ой, дед, спишь или читаешь, да еще и телек включен! – зачастила с порога Маринка. – Надька, проходи, – позвала подружку.
Та показалась следом в дверном проеме из коридорчика в комнату.
– Здрасьте, – вежливо поздоровалась.
– А где бабуля? – спросила внучка.
– В огороде перегной набирает в ведра, – ответил дед. – Я передохнуть зашел. Говорю же, успеется, еще почва мерзлая. Так нет, расковыряй, говорит, ломиком прошлогодний парник. Землю под рассаду надо.
– Ну и ты исправно долбил, следуя бабушкиному совету? – Маринка поставила на табуретку в кухне холщовую сумку. – Мама вам тут гостинцев отправила. Сыра, колбасы, чая индийского гранулированного, баночек с паштетом, коробку зефира в шоколаде.
– Зефир-то бабушка очень любит, спасибо. Мать дома или в поездке?
– Вчера вернулась. Отсыпается. Я специально слиняла, чтобы дать ей отдохнуть в тишине.
Климент Ефремович с упреком покачал головой.
– Магнитофон, поди, у тебя не притыкается? Гремит так, что хрусталь в серванте дрожит. Степан приедет, скажу, чтобы забрал.
– Ты что, дедуля? Степка мне его и подарил перед службой.
– Кстати, письмо от него получили с матерью?
– Ага. На днях. А вы?
– Тоже.
– Мама сказала, надо вина подзакупить, продуктишек.
– Ты ей скажи, если денег надо, мы дадим. В вагоне-ресторане такая дороговизна. А стол для солдата из армии – дело обязательное. Такая традиция. Мы не хуже других…
Дед вышел на улицу позвать бабку пить чай, а Маринка проворно скользнула к вешалке. Вынула из дедовского пиджака пачку «Примы». Уголок чуть надорван. Маринка ловко зацепила длинными ноготками две сигаретки.
– Не догадается? – шепнула Надька.
– Не-е. Дедушка Клим у меня золотце, – успокоила Маринка, пряча сигареты в задний карман джинсов. – Быть на природе да не подымить, – подмигнула подружке. – А вообще-то, пора завязывать с куревом. Сдадим экзамены и брошу.
– Больно дорогущий зефир-то. Да еще в шоколаде, – укоризненно заметила бабка деду. – Как денег не жаль?
– Тебе специально Люська достала. Ты же любишь зефир.
– Нешто чаю свежего заварить по такому случаю? – Бабка принялась выполаскивать заварной чайник. – Девчонки! Куда опять дернули? Чай, что ли, не останетесь пить?
– Не, бабуля. Ни минуты. Экзамены скоро. Кошмар. Нам еще зубрить-не перезубрить. – Маринка чмокнула бабушку в щеку и еще быстрее заторопила подружку.
– Учебники-то, поди, дома учат, а не на улице, – уже вслед девчонкам проворчала бабушка, аккуратно засыпая, стараясь не просыпать ни крупинки, в заварник две чайные ложки индийского чая.
«Ни минуты покоя, ни секунды покоя», – раздался с улицы дружный девичий дуэт из песенного репертуара Льва Лещенко.
– Молодежь, молодежь, – уже по-доброму и тепло вздохнула бабка. – Пробегут годы, девки и не заметят. Давно ли, Клим, Люська так же прыгала егозой-стрекозой…
Климент Ефремович вымыл под рукомойником лицо и руки, провел расческой по волосам, прошел к окну за обеденный стол.
– Что-то все ворочался ты ночью. Не болит чего?
– Да нет, – отмахнулся тот, опускаясь на табурет. – Правда, сердечко что-то поднывать стало.
– Сердечко? – Бабка встревожено поглядела на мужа. – Может, в райцентр, в больницу съездить? Кардиограмму снять? С этим не шутят. Вроде и расстройств никаких не было. Кажется, все нормально. Только бы Степану после службы на работу устроиться. Времена-то вон какие. Перестройка лешева. К чему довела?
– В милицию есть возможность, – попытался было вставить слово Климент Ефремович.
– Не было работы, и это не работа. Да и опасно. Каждый день хулиганье ловить, пьяных по улицам подбирать.
– Ну, мать, в милиции тоже разные должности есть, в милиции тоже люди работают. И не опасней, чем в Афганистане.
– Ты, Клим, мне не возражай и внука на эту работу не подбивай. Один он у меня. Больше под пули не пущу.
– Какие в милиции пули?
– А то их нет? Бандиты все сплошь с оружием ходят. Телевизор-то не смотришь, что ли?
– Это в кино, – рассмеялся дед.
– И ему еще смешно?!
– Ну какие, мать, здесь у нас, в райцентре, бандиты?
– У них на лбу не написано!