Красная пара

Этим мужеством она покрыла настоящее беспокойство, но её экзальтация объявляла о глубоком чувстве, все молчали, кто-то бросил несколько слов сожаления, тётка начала плакать и должна была подать ей стакан воды, гости медленно стали расходиться. Эдвард вышел почти последним и забежал в ближайший кабак за рюмкой араки, которой добавил себе мужества.

Когда дверь закрылась за последним, Ядвига упала, сломленная, у ног тётки и расплакалась как ребёнок.

– Тётя! Матушка! Я напрасно бы тебе лгала, он был моим единственным, моим любимым, буду засыхать без него, моё сердце слезами истечёт, взяли его изверги, но я им его не отдам!

– Дитя, что ты плетёшь, ради Бога, тихо! Чем же ты можешь ему помочь?

– Я, если не я, то никто! Ежели такое чувство, как моё, не совершит чуда, то это чудо – невозможно.

– Но тихо! Но успокойся же! Ты знаешь, у них всё можно сделать деньгами, заплатим, что хочешь, только тайно, чтобы ты не скомпрометировала себя.

– Я? – дико смеясь, воскликнула Ядвига. – Я хочу быть скомпрометированной, я об этом не забочусь, дело в нём, не во мне! Рассчитывать не умею, но пожертвовать собой смогу.

Не будем рисовать этой отчаянной сцены, которая протянулась далеко за полночь. Ядвига попеременно то слабеющая от женской боли, то охваченная экзальтацией, геройскими мыслями самопожертвования, немела, наконец пробудила в себе отвагу к борьбе тем более трудной для её характера, что без фальши, прикидывания и подхода обойтись не могло. Напрасно тётка старалась её задержать, обещая со своей стороны всё возможное, Ядвига никому того, что считала своей обязанностью, доверить не хотела. Обе женщины, сломленные, плачущие, разошлись едва перед утром, но светающий день застал ещё Ядвигу как сконфуженную, сидящую на кровати с распущенными волосами. В течении этих нескольких часов через её голову прошли воспоминания обо всех чудесных побегах из тюрьмы; а чтобы ознакомиться с цитаделью, бросилась к мемуарам Гордона, к Руфину Петровскому. После долгих размышлений она пришла к убеждению, что железной воле ничего противостоять не может, что из-за стен и стражи можно освободиться, когда освобождению хочешь пожертвовать собой, но вместе сказала себе, что нужно быть холодной, и вместо бессильных слёз заставить себя на рассчитанные действия. Эта борьба с женской природой была наиболее тяжёлой для Ядвиги, она смогла бы яростно броситься на палачей, но улыбаться им, но пятнать уста ложью и равнодушием потребовало бы почти нечеловеческого усилия!

Встала на колени, молилась, почувствовала себя подкреплённой и встала с готовым уже планом.

Она думала прикинуться двоюродной сестрой Кароля, пойти сначала проведать его в тюрьме, завязать отношения с теми, кто бывали или могли входить в цитадель, а потом будь что будет, каким-нибудь способом вырвать оттуда любимого узника.

Подобный проект мог только появиться в сердце неопытной женщины. Из всех тюрем Европы российские твердыни, в которых запирают политических заключённых, лучше всего охраняемы. Не говоря уже о стенах, замках, положении казематов и тюремных зданий, природа русского солдата лучше всего их защищает. При глупости, которая всегда есть слепо послушной и боязливой, этот притесняемый и угнетаемый солдат приобретает варварский инстинкт мести, исполняет он обязанности стражника con amore, напивается страданием людей, над которыми издеваться имеет право. Это существа более слабые и несчастные, чем он, рядом с ними чувствует власть и силу, мстит на них за всё, чем его доела солдатская неволя. Обобранный до гроша узник лишён единственного средства, которым бы с этими обыдлевшими охранниками мог говорить. Побег в дороге, хотя труден, однако, строго говоря, возможен, из крепости почти совсем невозможен, но есть ли невозможное для сердца, которое любит?

* * *