Красная пара

– Верьте мне, пани, – сказал Кароль весело, – что есть тысячи, а что удивительней всего, простых и скромных работников в этой винницы, которые духом стоят, может выше нас. Тысячи этих людей вмешаны в наше дело; это челядь, ремесленники, люд необразованный, а за исключением совсем испорченных, которые также стоят сбоку или дают себя тянуть правительству, все эти муравьи чудесно работают, что больше, в случае опасности, рядом со смертью, под угрозой картечи стоят как христианские мученики. Предательство почти неслыханно, инстинкт в деле чудесный, послушание непередаваемое. Не знаю, какой бы народ из тех, которые больше всех хвалятся цивилизацией, согласился бы на такую самоотверженность. Сами увидите, пани, когда, не сомневаюсь, придётся вам столкнуться с народом.

– Может ли быть правдой, – спросила Ядвига, – что правительство, видя такое раздражение страны, такой высокий настрой духа, подумает об изгнании, о рекрутском наборе, который, естественно, ещё на ступень выше его поднимет.

– Кажется, что рекрутский набор ужё решён, Маркграф рассчитал всё аж до возможности восстания, может, ошибается только, думая, что его легко сумеет раздавить, что набор даст ему в руку все подвижные элементы, и что, постригши и одев в мундир красных, над остальной угрозой и грозой будет господствовать. Мы знаем, что в Петербурге немного отвергают проект рекрутского набора по вполне исключительным условиям, но Маркграф стоит при своём, утверждая, что только таким способом успокоит страну, говорит, что прыщ нарывал и должен лопнуть.

– Но это будет бесспорно сигналом к восстанию?

– Они как раз на это рассчитывают; думают, что без оружия, без вождей, среди зимы, восстание будет несколькодневным, что схватят и солдат, и командиров, всё это вышлют в Сибирь и революционную эру закончат триумфом.

– Всё это может быть, – говорил дальше Кароль, – но равно также может быть, что восстание примет размеры гораздо более обширные, чем ожидают, что то, что они считают горстью, окажется тысячами.

– А стало быть, – промолвила Ядвига, – мы приближаемся к решительной минуте.

– А поэтому всеми силами надобно готовиться к ней, пользоваться каждой минутой, каждой их ошибкой, организоваться, сосредоточиться, работать так, как если бы завтра собирались выступить.

Разговор, начатый таким образом, долго ещё развивался на этом фоне. Ядвига привезла новости из провинции о настрое крестьян, духовенства, населения местечек и фабричных рабочих, взамен узнавала каждую минуту новые для себя вещи, потому что в эти несколько месяцев, проведённых в деревне, во время такой горячей жизни уже произошло много вещей, неизвестных для неё. Начала потом расспрашивать о бывших своих знакомых, с испугом узнавая, что почти все её претенденты пошли в правительственную службу и усиленно служили Маркграфу. Даже пан Эдвард ожидал вице-рефрендарства, граф Альберт был уже назначен референдарием, иные позанимали должности во всевозможных дирекциях, при совете страны и тому подобном. Их связи делали теперь встречу с ними опасной для панны Ядвиги, должна была избегать всякими способами, дабы не быть узнанной и выданной бывшими своими приятелями. А поскольку одна сразу из типографии должна была переехать в своё жильё и от судьбы её зависела деятельность, которую ей доверили, нужно было очень остерегаться, дабы не быть открытой. Несколько часов они потратили на живую беседу, а хотя оба её желали, хотя в сердцах сильно кипело чувство, ничуть не поведали словами, которые могли бы их выдать. Они чувствовали, что в эти великие минуты настоящим грехом была даже самая чистая любовь, которая могла отрывать от любви к родине, и не они одни, но практически вся молодёжь в эти торжественные часы была словно в святыне во время жертвоприношения на мессе, когда никто, стоя рядом с любимым, даже глядеть на него не смеет, а все глаза на алтаре, а все души в молитве, а все сердца в Боге. Такого отрыва от земли, от всего, что на ней самое дорогое, никогда не покажет нам история; любовники, семья, супруги забывали о себе, чтобы только служить родине. Страх, это великое средство в иные времена, тут был скорее стимулом, чем тормозом, не сдерживали опасность, но приманивали её.