Красная пара

«Примите к сведению, что особы, которым поручили отбирать рекрутов из писем, приготовленных для этой цели, должны иметь не только полную информацию о положении рекрутов в отношении их фамильных связей, но также отлично знать их поведение в соображении политики, потому что одной из главных целей настоящего набора рекрутов есть повод избавиться от той части населения, которая своим поведением мешает общественному покою и т. д.»

Остальное отчётливо поручили особам, предназначенным создавать письма проскрипции: чтобы без взгляда на отношения рекрутов к населению, на численность людей какого-либо сословия, ни на общую сумму рекрутов, избавились от того, что мешало правительству.

Цель была явная, но, кроме этого, отмена всякого закона, всяких ограничений и границ отворяла ворота полнейшему произволу, злоупотреблениям, личной мести, частной ненависти и т. п.

Урядники не нуждались в объяснениях, для чего тот либо этот был ими вписан в письмо, достаточно было их мнения, что в нём видели плохо думающего и беспокойного человека. Маркграф, который иных средств удержания, чем терроризм, не видел, который требовал от князя Константина, чтобы приказал повесить Ярошинского, который и своим нападающим не простил, думал, что, уничтожив каждого десятого в Польше, над остальной будет пановать как захочет. Не понимал он, что какое-либо иное лекарство могло помочь, и стоял так сильно при своём, с таким убеждением в пользе своей идеи, что упорством склонил людей, которые равно, как он, видели трудное положение, не видя из него выхода.

В тот момент, когда по стране разошлось известие о грозящему ей рекрутскому набору, положение стало чрезвычайно трудней.

Не было обозначено ни времени, ни средств, какими должны были выполнять рекрутацию. Народ рвался к оружию, которого не было, опасаясь, чтобы не попался в когти русских. Однако же те, что управляли всем движением, таким доверием сумели вдохновить большинство, что до последней минуты оно сохраняло спокойствие.

Это внешнее спокойствие ввело в заблуждение и господина Маркграфа, и всё его окружение, начинали преждевременно триумфовать, потирая руки, что всё пойдёт как по маслу и начальник гражданского правительства сможет наияснейшему пану так бросить под ноги Польшу, как некогда Николаю бросили Венгрию после сдачи Грузии.

Когда в Брюловском дворце уже заплетали лавровые венки для чела победителей из конфискованных в Ботаническом саду деревьев, в городе была огромная работа над удержанием взрыва, над урегулированием его, если бы был неизбежен. Увы, все видели, что приближается час борьбы, но, рассчитывая силы, никто её на свою ответственность брать не хотел. До последнего момента ещё колебались, как поступить. Всё, что предшествовало этой минуте, делало взрыв неизбежным, но никто, можно сказать, специально не готовился, всё-таки был он написан в предназначении. Как бы он не окончился, хотела его больше судьба, чем люди.

Когда полиция пана Маркграфа была очень деятельной в поиске невидимых предводителей движения, когда на ощупь хватали кто подвернулся, думая, что забирают поджигателей, все усилия влиятельных людей были направлены единственно к тому, чтобы отвратить взрыв и успокоить народ. Столько в нём было жажды боя, хотя бы он был самым несчастным, что никто не нуждался в разогреве к нему, что должны были только сдерживать и смягчать. Все те, которые ожидали, что набор рекрутов может коснуться их, резко требовали оружие, командиров и готовились скорее на смерть, нежели сносить позорную неволю. Последние месяцы 62 года прошли в зловещей тишине, купленной неизмерной работой, невидимой, но непрестанной; были вынуждены школами, чтениями занимать городское население, чтобы оторвать его от неустанно осознаваемой цели, от единственной её мысли – восстания. Несмотря на самые тщательные розыски полиции, ни на что преступного и запрещённого напасть не могла, никто не возмущался, все старались успокоиться.

Свидетельствуют о том все тогдашние печатные издания, склоняющие к работе, пытающиеся убедить народ, что одно пассивное сопротивление и безоружное мученичество для народного дела могут быть великой заслугой.

Дни бежали с чрезвычайной быстротой, и каким бы ни был конец, всегда очень много оставалось для дела.