Красная пара

Среди разговора вбежала панна Эмма, волоча за собой шаль, теряя платок, в шляпе, которая спадала на её плечи, вся разгорячённая тем, что видела и слышала в городе. Она облетела уже всех своих знакомых, была под цитаделью, знала кого вывезли, кого взяли, даже кого должны были искать сегодняшней ночью. Ни одна правда и слух, кружащие по Варшаве, не ушли от её уха. Переписала сколько учениц было в школах, сколько собрали взносов, словом, была уже au courent[13] всего, а по её улыбки, весёлости, видно было, что чувствовала себя в своей стихии. Начала доставать из всех карманов бумаги, которые принесла, смеялась, пела, обнимала Ядвигу, хотела поцеловать Кароля, который её за это был вынужден поцеловать в руку, и села, наконец, провозглашая, что пригласила на вечер двух своих подружек, так как не имели ещё времени наговориться друг с другом. Ядвига обняла её с чувством почтения к такому достойному и неутомимому сердцу. Вскоре подошли две пани, прибыл Млот, который уже узнал о возвращении Ядвиги, и вечер прошёл на горячих домыслах того закрытого будущего, хоть маленькую частичку заслоны которого каждый старался поднять, но никто достичь его не мог. Глухие вести опередили более точную ведомость об императорском приказе, изданном 1 сентября, чтобы королевство, в течении семи лет отдыхающее после николаевских принудительных рекрутских наборов, доставила налог кровью захватчикам. Чем для польских солдат была московская служба, мы уже о том говорили. За малым исключением был это декрет о медленной смерти, потому что из тысячи едва несколько сот имело некоторую надежду на возвращение. Рассчитали, что в Пиотрковском с 1831 по 1862 гг. из одиннадцати тысяч забранных вернулось едва четыреста калек, измученных и непригодных для работы. Таким образом, были две дороги для избежания этой судьбы: или массовая эмиграция за границу или отчаянное восстание. Рекрутский набор в минуты такого великого раздражения сам собой был как бы призывом к восстанию, характер его делал её, как правильно все поняли, бессовестным изгнанием. Несмотря на то, что рекрутский набор во всём государстве и королевстве должен был отбываться по жребию, этот набор с 1860 года был полностью предоставлен произвольному выбору власти. Очень ловко старались это приукрасить, но никого не ввели в заблуждение слова императорского распоряжения. Под предлогом, что урегулирование отношений собственности требовало беречь население деревни, постарались исключить их из проскрипции, чтобы не раздражать и привлечь к правительству. Что до остального населения, выбирать из него поручили административным властям, давая весьма широкое поле дозволенности, потому что все прежние законы, представляющие исключения, отклонили.

Таким образом, правительство могло, опираясь на это распоряжение, брать кого хотело, сколько хотело, и тех, которые ему казались наиболее опасными, призвать на службу, которая в России, не как почёт, но как наказание считают. Этот указ особенное внимание обращал на общественные классы, которые принимали более живое участие в движении, на мелких владельцев, арендаторов, смотрителей, ремесленников и вообщем городское население. Маркграф думал, что таким способом легче всего избавится, если не от самого революционного элемента, то от самых пригодных для неё инструментов. Допускали даже маленькие беспорядки, какую-нибудь вспышку, но огромные силы, сосредоточенные в королевстве, и предпринятые средства осторожности велели ожидать быстрого подавления сопротивления. Не все, однако, даже те, что окружали начальника гражданского правительства, разделяли его заблуждения, почти повсеместным было убеждение, что призыв вызовет восстание. Некоторые, как сам Маркграф, находили его необходимым и неминуемым, в Петербурге допускали, что до него дойдёт, но пришло сто тысяч войска, пушки, виселицы и палачи, казалось, что легко справятся с этим конвульсивным движением.

На одну весть о рекрутском наборе городское население, видя себя выставленным на проскрипцию, которую более богатые разными средствами могли избегать, начало уже ворчать, видя в том предательство и выставление его на штык. Для тех, которые стояли у руля движения, почти стало неизбежным идти с ними, дать себя поубивать, но в любом случае разделить их судьбу, чтобы навеки веры у люда не потерять.

В атрибутах заново установленных поветовых рад, которые страна, хоть неохотно, приняла, стояло официальное назначение комиссаров для призыва. Рады единомысленно от этой атрибуции отказались, не желая в ни в коей мере принадлежать к этой отвратительной работе. Уже знали, что секретные приказы вышли в канцелярии Маркграфа и слепо, как всегда, принятые и подписанные великим князей, отлично объясняли, чем это набор должен был быть. Один из них был следующего содержания: