Красная роса (сборник)

Капитан Рыдаев, говоря о службе на границе, сказал: надо знать местность, где придется

сражаться с врагом, как родной дом, это половина победы. Командир с комиссаром только

переглянулись, поняли друг друга с одного взгляда и уже на другой день в сопровождении

Гаврила и Витрогона начали свои путешествия.

Ходили неторопливо, впереди шли Гаврило с Витрогоном, им тут каждое дерево знакомо,

каждая поляна, каждая опушка, а для Белоненко новость, для Лана неоткрытый мир.

Было утро, солнце стояло над горизонтом, в небе дремали белесые осенние облака… Еще

везде следы недавнего лета, а росистые сережки на поникших травах, на гроздьях красной

калины и рябины, холодок, заползающий за плечи, уже напоминают: зима не за горами…

Заканчивается один квадрат, перескочишь через узкую просеку, которая, кажется, прорезает не

только лес, но и небо, — и опять погружаешься в лесной шум, внезапно пересечет тебе тропку

округлая болотина, блеснет небесная синева в рыжей, настоянной на травах воде; откроется

волшебная поляна, вся усеянная высоченными мухоморами, похожими на древних скоморохов,

пятнистая от россыпи золотистых лисичек, бурячкового цвета сыроежек, порой даже с

боровиками. Не до боровиков путешественникам, не грибы их интересуют, тревожит зима: она

притаилась в чащах, засела в оврагах и лощинах, коварно подкрадывается.

Идут по лесу Белоненко с Ланом, на ходу ловят объяснения Гаврила и Витрогона, время от

времени останавливаются, внимательно присматриваясь, пытаются запомнить, что-то про себя

взвешивают.

Ходили день, другой с раннего утра до самого вечера. Ноги гудели, руки и плечи немели от

усталости, пот катился ручьями, так как оделись тепло: — утром было прохладно, а днем

припекало. Останавливались передохнуть возле лесных озерец, съедали по горбушке хлеба и,

невзирая на усталость, двигались снова.

Люди им не встречались, даже следа человеческого не было видно в лесу, словно забыли в

селах о том, что в это время леса так богаты грибным урожаем.

Человек им встретился неожиданно, когда солнце садилось за горизонт. Приближались к

лесной сторожке, хотя и устали, но спешили, так как знали, что Гаврилиха уж чем-чем, а

жареной картошкой с грибами угостит. Вмиг приготовились к бою. Незнакомца узнал Витрогон,

крикнул:

— Лысак! Павло!

Тот как-то нехотя поднялся на ноги, во все глаза смотрел на людей, которых хорошо узнал

еще до того, как они его заметили. Хотя и явился в лес именно для того, чтобы разыскать этих

людей, а встретив их — не обрадовался, так как за день, показавшийся ему годом, успел

поразмыслить, прийти к выводу, что попадаться на глаза своим недавним товарищам не стоит.

Утоптал, устроил мягкое гнездышко под кустом боярышника в густом папоротнике, куда еще

с утра натаскал сухой травы и сосновых веток, лежал, как дикий вепрь, выгревал бока, хотел

было даже подремать, да так и не уснул: сон его не брал.

Он думал. Размышлял. Прикидывал и взвешивал. И как ни мудрил, а выходило на плохое.

Понимал, что хотя и прислужился оккупантам, хотя и мог рассчитывать на мзду, но… Похоже

было на то, что задумали из него выжать все нужное им, а там — пристроить куда или выбросить

на свалку. Правда, с ортскомендантом можно было бы сварить кашу, что-то выторговать у него,

но у этого грача… О, грач чертов, кажется, клюнет тебя носом — и забудь, как звали.

Осуществилось предчувствие Рысака — не быть ему начальником полиции. Комендант стлал

мягко, обещал много чего, а чертов грач притащил с собой какого-то человека из Львова да и

поставил на полицию.

Вертлявого беса поставил, такого же, как и сам, разве Рысаку с таким сравняться?

Нашлось у фон Тюге дело и Рысаку. Несколько ночей не было парню покоя, вызывал его

штурмбаннфюрер в свою канцелярию, правда, хотя и смотрел зверем, но ничего плохого не

делал, больше слушал, чем говорил, шнапсу не жалел, бутерброды с ветчиной приносили, можно

было разговаривать. Не елось, правда, сначала Павлу, опасался, что будет ему то же самое, что

и Качуренко, — Петро Хаптур под большим секретом сказал, — но вскоре сообразил, что фон

Тюге делает на него ставку, замыслил поручить ответственную и опасную операцию. Уже знал

Павло, как только сообразил, к чему клонит эсэсовец, что этого не сделает, но не подавал виду.

Если у фон Тюге было время обдумать свое, то у Рысака времени на размышления тоже было не

меньше, на досуге он все-таки пришел к выводу, что любой ценой должен выскользнуть из рук

новых хозяев.

Фон Тюге долго и придирчиво расспрашивал о тех, кто пошел в лес. Кто эти люди, какие у

них характеры, умеют ли воевать, дружны ли между собой. Затем уже где-то на третью ночь

поинтересовался, примут ли они Рысака, если он появится в лесу?

Рысак ждал этого вопроса. Про себя решил: попадаться на глаза бывшим товарищам,