Маджуд тащил Карнсбика через все это, игнорируя дерущихся, раненных, женщину, которая оперлась на локти, и уставилась на кость, торчащую из ее ноги. Каждый был за себя, и не было выбора, кроме как предоставить остальное Богу.
— О, боже, — булькал Карнсбик.
Улица уже не была, как битва, она была битвой. Люди бросались, тараторя, сквозь безумие, освещенные расходящимся пламенем со стороны улицы Ринга. Сверкали клинки, люди сталкивались, падали, катились, тонули в ручье, стороны было невозможно угадать. Он увидел, как кто-то бросил горящую бутылку на крышу, где она разбилась, и завивающиеся линии огня распустились по соломе, жадно набрасываясь на нее, несмотря на влагу.
Он мельком увидел Мэра, все еще смотрящую на безумствующую улицу с балкона. Она указала на что-то, говоря с человеком рядом с ней, спокойно руководя. У Маджуда сложилось стойкое впечатление, что она никогда не планировала просто сидеть, откинувшись, и смиренно ожидать результата.
Стрелы мелькали в темноте. Одна, пылая, вонзилась в грязь перед ними. В ушах Маджуда звенели слова на языках, которых он не знал. Потом был еще оглушительный взрыв, и он съежился, когда щепки взмыли вверх, дым клубами поднимался во влажное небо.
Кто-то схватил женщину за волосы, и тащил ее, пиная, по навозу.
— О, боже, — сказал Карнсбик, снова и снова.
В лодыжку Маджуда вцепилась рука, и он ударил по ней мечом плашмя, освободился и продолжил пробиваться, не глядя назад, держась за крылечки на стороне улицы Мэра. Высоко вверху, на вершине ближайшей колонны, были видны три человека, двое с луками, а третий поджигал их покрытые смолой стрелы, так что они могли спокойно стрелять ими через дорогу.
Здание с вывеской, которая гласила «Дворец Ебли» было полностью в огне. С балкона выскочила женщина и рухнула в грязь, завывая. Рядом лежали два трупа. Четверо стояли с обнаженными мечами и наблюдали. Один курил трубку. Маджуд подумал, что это раздающий из мэровой Церкви Костей.
Карнсбик старался освободить руку.
— Нам следует…
— Нет! — отрезал Маджуд, продолжая его тащить. — Не следует.
Жалость, вместе со всеми признаками цивилизованного поведения, была роскошью, которую они не могли себе позволить.
Маджуд вытащил ключ от их магазина и пихнул его в дрожащую руку Карнсбика, а сам оглядывал улицу, подняв меч.
— О, боже, — говорил изобретатель, борясь с замком, — о боже.
Они ввалились внутрь, в спокойную безопасность, темнота магазина мерцала вспышками оранжевого, желтого и красного. Маджуд закрыл плечом дверь, выдохнул с облегчением, когда почувствовал, что щеколда упала, повернулся, почувствовав руку на плече, и чуть не отрубил голову Темплу своим мечом.
— Какого черта происходит? — полоска света блуждала по половине пораженного лица Темпла. — Кто победил?
Маджуд поставил кончик меча на пол и оперся на эфес, тяжело дыша.
— Ламб порвал Голдена. Буквально.
— О боже, — хныкал Карнсбик, соскальзывая по стене, пока его задница не шлепнулась по пол.
— Что насчет Шай? — спросил Темпл.
— Не имею представления. Не имею представления ни о чем. — Маджуд со скрипом приоткрыл дверь, чтобы выглянуть наружу. — Но подозреваю, Мэр зачищает Белый Дом.
Пламя на стороне улицы Папы Ринга освещало весь город в яркие цвета. Белый Дом был в огне до верхнего этажа, огонь вырывался в небо, алчный, убийственный; деревья горели по уклонам кверху, пепел и угли трепетали под дождем.
— Нам не следует помочь? — прошептал Темпл.
— Хороший бизнесмен остается нейтральным.
— Несомненно бывают моменты, когда надо перестать быть хорошим бизнесменом и постараться быть просто хорошим человеком.
— Возможно. — Маджуд снова захлопнул дверь. — Но это не тот момент.
Старые Друзья
— Ну что ж! — крикнул Папа Ринг, сглотнул и поморгал на солнце. — Ну, вот и все, полагаю! — Его лоб блестел от пота, но Темпл вряд ли мог его винить за это. — Я не всегда все делал правильно! — Кто-то вырвал кольцо у него из уха, и исковерканный остаток свободно болтался, когда он поворачивал голову. — Думаю, большинство из вас нисколько не будет скучать по мне! Но я, по крайней мере, всегда делал все, что мог, чтобы сдержать свое слово! Вы должны признать, что я всегда держал свое…
Темпл слышал, как Мэр щелкнула пальцами, ее человек пнул Ринга в спину и отправил его качаться с подмостков. Петля крепко затянулась, он пинался и извивался; веревка скрипела, когда он исполнял танец повешенного; моча бежала из одной его грязной штанины. Маленькие люди и большие, храбрые и трусы, могущественные и слабые — все они висят довольно одинаково. Одиннадцать из них болтались. Ринг, девять его прихвостней, и женщина, которая была главной над шлюхами. Из толпы раздался нерешительный возглас, скорее по привычке, чем от энтузиазма. События прошлой ночи более чем утолили даже аппетит Криза к смерти.
— И это конец, — сказала Мэр себе под нос.