Коса приложился к фляжке, обнаружил, что она пуста, и поднял ее для дозаправки.
— Принесите мне еще спиртного! И Темпл, подойди, поговори со мной, как когда-то. Дай мне утешение, Темпл, дай мне совет.
Темпл глубоко вздохнул.
— Не уверен, какой совет я могу дать. Мы здесь далеко за пределами досягаемости закона.
— Я не говорю о законе, парень, но о праведном пути! Спасибо. — Это было сержанту Дружелюбному, который начал переливать свежеоткрытую бутылку в качающуюся флягу Коски с мастерской точностью. — Я чувствую, что дрейфую по чуждым морям, и мой моральный компас крутится, точно ненормальный! Найди мне этическую звезду, за которой я последую, Темпл! Что там с Богом, парень, что там с Богом?
— Боюсь, мы можем быть далеко за пределами досягаемости и Бога тоже, — пробормотал Темпл, направляясь к двери. Когда он открыл ее, внутрь захромал Хеджес, крепко вцепившись в остатки шляпы, и выглядя еще более больным, чем обычно, если такое возможно.
— Кто там еще? — провозгласил Коска, уставившись в тени.
— Мое имя Хеджес, генерал-капитан, сир, один из загонщиков из Криза. Ранен под Осрунгом, сир, командовал атакой.
— Та самая причина, по которой командование атаками лучше оставить другим.
Хеджес робко прошел в комнату, глаза его нервно метались.
— Не могу сказать, что не согласен, сир. Могу я отнять у вас минутку? — Благодарный за отвлечение внимания, Темпл выскользнул в кромешную тьму.
На единственной улице лагеря секретность не казалась основной заботой. Люди, закутанные в плащи и меха, замотанные в изношенные одеяла и неподходящие доспехи, топали, чертыхаясь, сбивали снег в черную слякоть, высоко держали потрескивающие факелы, тащили сопротивляющихся лошадей, разгружали коробки и бочки с накренившихся фургонов, пар от дыхания струился сквозь платки, обернутые вокруг их лиц.
— Могу я составить вам компанию? — спросил Сворбрек, следуя за Темплом сквозь хаос.
— Если не боитесь, что моя удача отразится на вас.
— Она не может быть хуже моей, — горько сказал биограф.
Они прошли мимо группы людей в лачуге без одной стены, играющих в кости на постель; мимо человека точащего клинки на визжащем точильном камне, искры потоком лились в ночь; мимо трех женщин, споривших, как лучше развести огонь для готовки. Ни у одной не было ответа.
— Вы когда-нибудь чувствовали… — проговорил Сворбрек, уткнув лицо в потертый воротник куртки, — что вы каким-то образом по ошибке попали в ситуацию, никогда вам не предназначенную, но не видите, как из нее выбраться?
Темпл покосился на писателя.
— В последнее время каждое мгновение каждого дня.
— Словно вас бьют, но вы не можете понять за что.
— Я знаю за что, — пробормотал Темпл.
— Я не должен здесь находиться, — сказал Сворбрек.
— Хотел бы я сказать то же. Но боюсь, что я должен.
От входа одного из курганов откопали снег, и факелы мерцали в его покрытом мхом своде. Один из сутенеров подвешивал потертую шкуру на другом; снаружи уже формировалась беспорядочная очередь. Дрожащий разносчик сидел между ними, предлагая ремни и полировку обуви равнодушной ночи. Торговля никогда не спит.
Темпл уловил скрежещущие звуки инквизитора Лорсена, доносящиеся из полуоткрытой двери хижины:
— Димбик, вы в самом деле верите, что повстанцы в этих горах?
— Вера — это роскошь, которую я уже некоторое время не могу себе позволить, инквизитор. Я просто делаю, как мне сказано.
— Кем сказано, капитан, кем — вот в чем вопрос. Я, в конце концов, подчиняюсь наставнику Пайку, а наставник самому архилектору, а приказ архилектора… — Его замыслы пропали за бормотанием.
В темноте на краю лагеря старые приятели Темпла уже седлали лошадей. Снова пошел снег, белые пятнышки мягко ложились на гривы лошадей, на седые волосы Плачущей Скалы и на старый флаг, которым они были перевязаны; на плечи Шай, сгорбленные, словно она непреклонно отказывалась простить; на тюки, которые Ламб размещал на лошади.
— Едешь с нами? — спросил Савиан, наблюдавший за приближением Темпла.
— Мое сердце желает, но у остальной части меня есть здравый смысл, чтобы вежливо отказаться.
— Плачущая Скала! — Сворбрек достал записную книжку с орнаментом. — Весьма интригующее имя!
Она пристально посмотрела на него.
— Да.
— Я думаю, интригующая история лежит за ним.
— Да.
— Вы не могли бы ею поделиться?
Плачущая Скала медленно отъехала в сгущающуюся темноту.
— Я бы сказала, что ответ «нет», — сказала Шай.
Сворбрек вздохнул.
— Писатель должен научиться цвести на презрении. Ни один пассаж, предложение или даже слово не могут понравиться
— Мы сталкивались практически со всеми остальными типами лжецов, — сказала Шай.
Биограф упорствовал.
— Я слышал, как говорили, что у вас больше опыта в поединках, чем у любого живущего.
Ламб туго затянул последний ремень.
— Вы верите всему, что слышите?
— Значит, вы это отрицаете?
Ламб не говорил.
— Есть ли у вас что-то важное о смертельном ремесле, для моих читателей?
— Не занимайтесь этим.
Сворбрек подошел ближе.
— Но это правда, что генерал Коска сказал мне?