— Мне не нравится, что здесь только шестеро, чтобы сделать выбор…
— Шестерых достаточно, — сказал Акарин.
Уто видела, что они все остановились на пути стали, вздохнула и неохотно кивнула.
— Мы убьем их всех.
— Тогда Собрание высказалось. — Ваердинур встал, взял священный кисет с алтаря, встал на колени и сгреб пригоршню земли с пола, священной земли Ашранка, теплой и смоченной жизнью, положил ее в кисет и предложил Уто. — Ты говорила против, ты должна вести.
Она соскользнула с камня и взяла кисет.
— Меня это не радует, — сказала она.
— Не обязательно радоваться. Нужно лишь сделать. Приготовь оружие. — И Ваердинур положил руку на плечо Шебат.
Шебат медленно кивнул, медленно поднялся, медленно надел робу. Он был уже не молод, и это заняло время, особенно когда в его сердце не было страсти, даже если он видел необходимость. Он знал, смерть сидела близко к нему, слишком близко, чтобы наслаждаться, принося ее другим.
Он двинулся из пара в проход под аркой, когда резко и скрипуче зазвучал горн: «К оружию! К оружию!» Молодые люди откладывали свои дела и шагали в вечер, готовясь к путешествию, целуя близких на прощание. Останется не более шестидесяти, дети и старики. Старые, бесполезные и сидящие у смерти на пороге, как он.
Он прошел мимо Хартвуда[24]
, сердечно похлопав его, и почувствовал необходимость поработать над ним; так что он вынул нож, подумал и наконец срезал маленькую стружку. Это будет сегодняшнее изменение. Завтрашний день может принести другое. Он размышлял, сколько Людей Дракона работало над ним до его рождения. И сколько будет работать после его смерти.Он шел в каменную тьму, вес гор нависал над ним, мерцающие масляные фитили освещали чертежи Делателя, вплавленные в камень пола трижды священным металлом. Шаги Шебата эхом отзывались в тишине, он шел через первый зал к оружейной, подволакивая больную ногу. Старая рана; старая рана, что никогда не заживает. Слава победы длится мгновение, раны — навсегда. И хотя он любил оружие — поскольку Делатель учил любви к металлу и к хорошо сделанным вещам, подходящим для их целей — выдавал его лишь с сожалением.
— Поскольку Делатель также учил, что каждый удар — это неудача, — пропел он тихо, доставая по одному мечу с полки, отполированной пальцами его прародителей. — Победа лишь в поданной руке, в тихих словах, в дарах, подаренных свободно. — Но он смотрел на лица молодых, горячие и страстные, когда они брали у него инструменты смерти, и боялся, что они слышали его слова, но дали смыслу ускользнуть. Слишком часто в последнее время Собрание говорило на языке стали.
Уто пришла последней, как подобает лидеру. Шебат все еще думал, что ей следовало быть Правой Рукой, но в эти тяжелые дни мягкие слова редко находят готовые уши. Шебат передал ей последний клинок.
— Этот я сберег для тебя. Выкованный моими собственными руками, когда я был молод и силен, и не ведал сомнений. Моя лучшая работа. Иногда металл… — и он потер сухие пальцы, словно подбирал слова, — выходит
Она грустно улыбнулась и взяла меч.
— Выйдет ли сейчас правильно, как думаешь?
— Мы можем надеяться.
— Я беспокоюсь, что мы утратили свой путь. Было время, когда я была так уверена в пути, что мне нужно было лишь пройти вперед, и я уже была на нем. Сейчас я окружена сомнениями, и не знаю, на какой путь свернуть.
— Ваердинур хочет того, что лучше для нас. — Но Шебат думал, что этим он старается убедить сам себя.
— Как и все мы. Но мы расходимся в том, что лучше, и как этого достичь. Ваердинур хороший человек, и сильный, и любящий, и им можно восхищаться по многим причинам.
— Ты говоришь так, будто в этом есть что-то плохое.
— Это скорее заставляет нас соглашаться, когда нужно лучше обдумать. Тихие голоса теряются в болтовне. Потому что Ваердинур полон огня. Он горит, чтобы разбудить Дракона. Чтобы сделать мир таким, каким он был.
— Разве это было бы плохо?
— Нет. Но мир не вернется. — Она подняла полученный клинок и посмотрела на него, отражения огней мерцали на ее лице. — Я боюсь.
— Ты? — сказал он. — Никогда!
— Всегда. Не наших врагов. Нас самих.
— Делатель учил нас, что не страх, но то, как мы его встречаем, вот что важно. Ступай с миром, мой старый друг. — И он заключил Уто в объятья и пожелал, чтобы он снова стал молодым.
Они маршировали через Высокие Врата быстро и уверенно, поскольку раз Собрание обсудило аргументы и вынесло суждение, в задержке не было смысла. Они маршировали с заточенными мечами и подвешенными щитами, как это было в древние дни прапрадедушкиного прапрадедушки Уто. Они маршировали по именам их прародителей, вытравленным в бронзе, и Уто спрашивала себя, стали бы эти Люди Дракона прошлого вставать плечо к плечу по таким причинам. Послало бы их убивать Собрание прошлого? Возможно. Времена редко меняются так сильно, как мы предполагаем.