Красная Страна

Шай и Ваердинур еще мгновение смотрели друг на друга. — Мне жаль, — сказал он. — Того что случилось, и того, что должно случиться теперь.

Она повернулась и поспешила, чтобы догнать Ламба. Что еще она могла сделать?

— Ты не имел этого в виду на самом деле? — прошипела она ему в спину, поскальзываясь на сломанных камнях. — Насчет детей? Что дело не в них? Что дело в крови? — Она споткнулась и ободрала голень, чертыхаясь и спотыкаясь. — Скажи мне, что ты не это имел это в виду!

— Он понял, что я имел в виду, — отрезал Ламб через плечо. — Поверь мне.

Но проблема была в том, что для Шай это было труднее с каждым днем.

— Разве не ты говорил, что, если собираешься убить человека, говорить ему об этом не стоит?

Ламб пожал плечами.

— Есть время для нарушения всех правил.

— Какого черта ты наделал? — прошипел Свит, почесывая ногтями в мокрых волосах, когда они вскарабкались обратно в руины, и остальные не выглядели слишком счастливыми от их незапланированной вылазки.

— Я оставил приманку, которую ему придется заглотить, — сказал Ламб.

Шай глянула назад на воду через одну из трещин. Ваердинур еще только добрел к берегу, стряхнул влагу с тела, не спеша накинул робу. Он поднял посох, недолго посмотрел в сторону руин, затем повернулся и зашагал по камням прочь.

— Ты все усложнил. — Плачущая Скала уже уложила трубку и затягивала ремни для похода назад. — Теперь они придут, и быстро. Мы должны вернуться в Бикон.

— Я не возвращаюсь, — сказал Ламб.

— Что? — спросила Шай.

— Было соглашение, — сказал Джубаир. — Что мы выманим их.

— Вы выманите их. Задержка порождает крах, и я не буду ждать, пока Коска приплетется сюда пьяным и сделает так, что моих детей убьют.

— Какого черта? — Шай устала от незнания, что Ламб выкинет в следующий миг. — Тогда какой теперь план?

— Планы имеют привычку разваливаться, когда полагаешься на них, — сказал Ламб. — Нам просто придется выдумать новый.

Кантиец чертовски нахмурился.

— Я не люблю людей, которые нарушают соглашения.

— Попробуй и меня столкнуть с обрыва. — Ламб уставился на Джубаира. — Мы можем выяснить, кого Бог любит больше.

Джубаир прижал один палец к губам и раздумывал один долгий тихий момент. Потом пожал плечами.

— Я предпочитаю не беспокоить Бога по таким пустякам.

Дикари

— Я закончил копье! — крикнул Пит, изо всех сил стараясь выговорить новые слова, которым его научила Ро, и принес его, чтобы отец посмотрел. Это было хорошее копье. Шебат помог ему с обвязкой и утверждал, что оно превосходно; и все говорили, что единственный человек, кто знал об оружии больше, чем Шебат, был сам Делатель, который, конечно, знал обо всем больше, чем кто угодно. В общем, смысл в том, что Шебат много знал об оружии, и он сказал, что оно хорошее, значит оно должно быть хорошее.

— Хорошо, — сказал отец Пита, но на самом деле он не смотрел. Он шел быстро, голые ноги шлепали по древней бронзе, и хмурился. Пит не был уверен, но он никогда прежде не видел, как тот хмурится. Пит думал, что он сделал не так. Считает ли его отец, что его новое имя все еще ему чужое. Он чувствовал себя неблагодарным, и виноватым, и обеспокоенным, что он сделал что-то очень плохое, хотя и не хотел.

— Что я сделал? — спросил он, ему приходилось спешить, чтобы не отстать, и он обнаружил, что перешел на старый язык, не задумываясь.

Его отец нахмурился, и было похоже, что он хмурится уже давно.

— Кто такой Ламб?

Пит моргнул. Это было последнее, что он ожидал от отца.

— Ламб мой отец, — сказал он, не думая, затем поправился: — был моим отцом, может быть… но Шай всегда говорила, что не был. — Может быть ни один из них не был его отцом, может быть оба были, а мысль о Шай привела к мыслям о ферме, и о плохих вещах, о том, как Галли кричал: «Бегите! Бегите!», и о путешествии через равнины, в горы, и о смеющемся Кантлиссе; и он не знал, что сделал не так, и начал плакать, почувствовал стыд и заплакал сильнее, и сказал: — Не отправляй меня назад.

— Нет! — сказал отец Пита. — Никогда! — Потому что он был отцом Пита, это было видно по боли на его лице. — Только смерть нас разлучит, понимаешь?

Пит ничего не понимал, но все равно кивнул, плача теперь от облегчения, что все будет хорошо, и его отец улыбнулся, встал перед ним на колено и положил руку на голову Пита.

— Мне жаль. — И Ваердинуру было жаль, в самом деле и полностью, и он говорил на языке Чужаков, потому что знал, что так легче для мальчика. — Это замечательное копье, и ты замечательный сын. — И он похлопал своего сына по бритой голове. — Мы пойдем охотиться, и очень скоро, но есть дело, которое я должен сделать раньше, потому что все Люди Дракона — моя семья. Можешь поиграть со своей сестрой, пока я тебя не позову?

Тот кивнул, моргая заплаканными глазами. Мальчик немного поплакал, и это было прекрасно, поскольку Делатель учил, что близость к чувствам ребенка — это близость к божественному.

— Хорошо. И… не говори пока с ней об этом.