Красная Страна

Ей нравилось в Хормринге; хорошие друзья и дом, и она провела годы, чтобы добиться хотя бы этого. Но никто никогда не спрашивал, о чем она мечтала, о нет; ожидалось лишь, что она продаст свое хорошее кресло, и очаг, перед которым оно стояло, и последует за ним. Она смотрела, как он спешил к началу колонны, указывая на что-то Маджуду. Большой человек, с большими мечтами, чтобы их обсуждать.

Неужели ему ни разу не приходило на ум, что она возможно хочет скакать, и чувствовать свежий ветер, и улыбаться распахнутой стране, и вязать коров, и обсуждать маршрут, и говорить на встречах; пока он тащится у визжащего фургона, и меняет загаженные тряпки на свежие, и кричит на остальных троих, чтоб прекратили кричать, и его соски изжеваны в мясо каждый час или два, и кроме того от него ждут хорошего ужина, и исполнения супружеских обязанностей, болен он или нет, устал или нет?

Глупый вопрос. Это ему никогда не приходило в голову. А когда приходило ей, что бывало часто, всегда было что-то, что останавливало ее язык так же верно, как если бы у нее было заикание, и заставляло ее лишь пожать плечами и молча надуться.

— Посмотри на это, — прошептала леди Ингелстад. Шай Соут спрыгнула с седла в дюжине шагов от колонны и присела в длинной траве в тени ее лошади, брызгая. Поводья были у нее в зубах, штаны вокруг коленей, часть ее бледной задницы была хорошо видна.

— Невероятно, — пробормотал кто-то.

Она натянула штаны, дружелюбно махнула рукой, застегнула ремень, выплюнула поводья в руку и тут же была в седле. Все дело не заняло времени вообще, и было сделано в точности там и так, как она хотела. Лулин Бакхорм хмуро посмотрела вокруг на внешний круг женщин, меняющихся, чтобы одна из шлюх могла занять свое место над ведром.

— Есть ли причина, по которой мы не можем делать то же? — пробормотала она.

Леди Ингелстад сурово нахмурилась.

— Более чем определенно, есть! — Они смотрели, как Шай Соут ускакала, крича что-то Свиту о том, чтобы сомкнуть фургоны. — Хотя, в настоящий момент, должна признаться, она от меня ускользает.

Тонкий крик раздался со стороны колонны, похоже, кричала ее старшая дочь, и сердце Лулин почти выскочило из груди. Она метнулась в дикой панике, затем увидела, что дети просто снова дрались на сиденье фургона, визжа и смеясь.

— Не волнуйтесь, — сказала леди Ингелстад, похлопывая ее руку, когда она шагнула назад в свое место в круге. — Все хорошо.

— Просто здесь столько опасностей. — Лулин вздохнула и постаралась успокоить бьющееся сердце. — Столько всего может пойти не так. — Иногда она ненавидела свою семью, а иногда ее любовь к ним была, как боль. Вероятно, это была загадка без решения.

— Ваша очередь, — сказала леди Ингелстад.

— Точно. — Лулин начала поднимать юбки, когда круг сомкнулся вокруг нее. Проклятье, было ли еще где-то столько трудностей, чтобы пописать?

Знаменитый Иозив Лестек поворчал, сжал и, наконец, выдавил еще несколько капель в банку.

— Да… да…

Но затем вагон тряхнуло, тарелки и ящики загрохотали, он отпустил член, чтобы схватиться за перила, и когда принял устойчивое положение, миг удовольствия уже полностью прекратился.

— Отчего на человеке проклятие возраста? — прошептал он, цитируя последнюю сцену «Кончины Нищего». О, тишина, в которой он шептал эти слова на пике сил! О, аплодисменты, что лились потом! Потрясающие овации. А сейчас? Он воображал себя в диких местах, когда его труппа посещала провинции Срединных Земель, совершенно не представляя, как могут выглядеть по-настоящему дикие места. Он глядел в окно на бесконечную траву. Огромные руины попали в поле зрения, какой-то забытый фрагмент Империи, заброшенный бесчисленное количество лет. Поваленные колонны, поросшие травой стены. Много их было разбросано в этой части Далекой Страны, их слава увяла, их истории неизвестны, их останки вряд ли пробуждают интерес. Реликты давно прошедших лет. Такие же, как он.

С сильнейшей ностальгией он вспомнил времена в его жизни, когда он писал полные ведра. Разбрызгивал, как насос, даже не задумываясь, а затем убегал на сцену, греться в отблесках сладко пахнущих ламп на китовом масле, вызывать вздохи у публики, купаться в жарких аплодисментах. Эта уродливая пара мелких троллей, драматург и управляющий, упрашивали его остаться еще на один сезон, и умоляли, и пресмыкались, и предлагали больше, а он не удостаивал их ответом, занятый пудрой. Его пригласили в Агрионт, выступить на сцене самого дворца, перед Его Августейшим Величеством и всем Закрытым Советом! Он играл Первого из Магов перед самим Первым из Магов — сколько актеров могут сказать то же? Он важно ходил по мостовой из униженных критиков, поверженных конкурентов, преклоняющихся поклонников, и вряд ли даже замечал их под ногами. Неудачи были для других людей.