Устав ждать пропавших друзей, люди отправились. Бутылки были открыты, и они напились, замедлились под весом награбленного, тащась в жаре сломанных скал, распевая и чертыхаясь под тяжелой ношей, словно золото было ценнее, чем их собственная плоть, ценнее, чем их дыхание. Даже с учетом того, что они оставляли забракованные безделушки, разбросанными по следам, блестящие, как след слизня, некоторые подбирали их сзади лишь для того, чтобы выбросить через милю. Еще больше продуктов пропало ночью, и больше воды, и они ссорились о том, что осталось, ломоть хлеба стоил на вес золота, затем в десять раз больше, камни отдавали за фляжку спиртного. Человек убил другого за яблоко, и Коска приказал его повесить. Они оставили его качаться, все еще с серебряной цепочкой на шее.
— Дисциплина должна соблюдаться! — говорил Коска каждому, качаясь пьяным в седле его неудачливой лошади; на плече Ламба улыбался Пит, и Ро обнаружила, что давно уже не видела его улыбки.
Они оставили за собой священные места и прошли в лес, снег начал падать, тепло Дракона спало с земли, и стало довольно холодно. Темпл и Шай надели меха на детей, когда деревья поредели и стали все выше и выше. Некоторые из наемников выбросили куртки, чтобы унести больше золота, и теперь они дрожали, как раньше потели; проклятья разлетались на холоде, холодный туман ловил их за пятки.
Двоих нашли мертвыми в деревьях, застреленными, когда они гадили. Стрелами, что наемники сами бросили в Ашранке, чтобы наполнить колчаны добычей.
Они отправили людей найти и убить того, кто стрелял, но те не вернулись назад, и через некоторое время остальные пошли дальше, но теперь с паникой, обнажив оружие, пялясь в деревья, и в тени. Люди продолжали исчезать, один за другим, один человек принял другого за врага и подстрелил, а Коска развел руки и сказал: «На войне нет прямых линий». Они спорили, нужно ли тащить раненного или оставить его, но прежде чем они решили, он все равно умер, так что они собрали вещи с тела и сбросили его в расселину.
Некоторые из детей смотрели друг на друга с ухмылкой, поскольку они знали, что кто-то из семьи их преследует; тела оставались, как послание для них; Эвин шел рядом с ней и сказал на языке Людей Дракона: «Ночью мы сбежим», и Ро кивнула.
Опустилась темнота без звезд и луны, снег валил густо и мягко, и Ро ждала, и дрожала от необходимости бежать и страха быть пойманной, отмечая бесконечное время спящего дыхания Чужаков, быстрое и ровное Шай, хриплое Савиана в его груди, и женщины-Духа, склонной к бормотанию, когда она повернулась — она больше говорила во сне, чем во время ходьбы. Пока старик Свит, кого она считала самым медленным, не поднялся в свой дозор, и ворча не пошел на место в другой стороне их лагеря. Тогда она тронула Эвина за плечо, он кивнул ей, и начал толкать остальных, и они тихо уходили в темноту.
Она потрясла Пита и он сел. — Время идти. — Но он только моргал. — Время идти! — прошипела она, сжимая ему руку.
Он покачал головой. — Нет.
Она потащила его, а он сопротивлялся и закричал: — Я не пойду! Шай! — кто-то отбросил их одеяла, звякнула банка, все заволновались, Ро отпустила руку Пита и побежала, барахтаясь в снегу, прочь в деревья, споткнулась о корень и покатилась, снова и снова. Она пробивалась, боролась, на этот раз она освободится. Затем ужасный вес обхватил ее за колени, и она упала.
Она визжала и пиналась и била, но так же она могла драться с камнем, с деревом, с сам
Потом он пропал в темноте. Или она.
— Будь ты проклят! — Прорычала Ро, и заплакала и извивалась, но все напрасно.
Она услышала голос Ламба ей на ухо: — Я уже проклят. Но снова я тебя не отпущу. — И он держал ее так крепко, что она с трудом могла двигаться, с трудом могла дышать.
Так что это было все.
V
БЕДА
Каждая земля в мире производит своих по-своему плохих людей — и в то же время, других плохих людей, которые убивают их для всеобщего блага.
Итог
Они почуяли Бикон задолго до того, как увидели. Запах готовящегося мяса заставил голодающую колонну шаркать вниз с холма через деревья, люди скользили и спотыкались, и в спешке сбивали друг друга, поднимая фонтаны снега. Предприимчивая разносчица решила сготовить полоски мяса на склоне над лагерем. Увы ей, наемники были не в настроении платить, и, отбросив ее протесты, присвоили каждый кусок хряща, рационально, как полчище саранчи. Даже еще неготовое мясо было отобрано и жадно съедено. Один человек в давке прижал руку к раскаленной жаровне, теперь сидел и стонал на коленях в снегу, сжав ладонь в черных полосах, когда Темпл с трудом шел мимо, сжимаясь от холода.
— Какие люди, — пробормотала Шай. — Богаче чем Гермон, и они все еще предпочитают красть.