— Где он? — Коска смел Сворбрека с пути и побежал туда, где стоял фургон. Две глубокие колеи от колес были отлично видны в снежной грязи среди отпечатков копыт, и они направлялись вниз по склону в сторону Имперской Дороги.
— Брачио, — голос Коски взвивался, пока не стал безумным визгом, — найди несколько ебаных лошадей и
Стириец пялился. — Вы хотели, чтобы все лошади были собраны вместе. Они сбежали!
— Некоторые должно быть отделились от табуна! Найди полдюжины и отправляйся за этими ублюдками! Живо! Живо! Живо! — И он в ярости пнул снег в Брачио, чуть не упав. — Где, черт возьми, Темпл?
Дружелюбный посмотрел вверх от следов фургона и поднял бровь.
Коска сжал руки в дрожащие кулаки. — Все кто может, готовьтесь
Димбик обменялся взволнованным взглядом с Лорсеном. — Пешком? До самого Криза?
— Мы соберем лошадей по пути!
— Что насчет раненных?
— Те, что могут идти, добро пожаловать. Те кто не могут, означают большие доли для остальных. Теперь заставь их двигаться, чертов идиот!
— Да, сир, — пробормотал Димбик, стаскивая и кисло отбрасывая свою перевязь, которая, уже развалившаяся, стала совершенно запачканной навозом, когда он нырнул в укрытие.
Дружелюбный кивнул в сторону форта. — А Северянин?
— Похуй Северянина, — прошипел Коска. — Облить здание маслом и сжечь. Они украли наше золото! Они украли мои мечты, понимаешь? — Он хмуро посмотрел на Имперскую Дорогу, следы фургона исчезали в темноте. — Я
Лорсен подавил искушение повторить утверждение Коски о том, что судьба не всегда добра. Вместо этого, пока наемники карабкались друг по другу в своих приготовлениях к отъезду, он стоял, глядя на забытое тело Контуса, лежащее изломанное перед фортом.
— Какая потеря, — пробормотал он. Во всех возможных смыслах. Но Инквизитор Лорсен всегда был практичным человеком. Человеком, который не уклоняется от трудностей и тяжелой работы. Он собрал свои разочарования, затолкал их в тот маленький пакет вместе со своими сомнениями, и направил мысли на то, что можно спасти.
— За это будет расплата, Коска, — пробормотал он в спину генерал-капитану. — Будет расплата.
Быстро в Никуда
Каждый болт, подшипник, доска и крепление в этом монстре среди фургонов стучал, звенел или скрипел в безумной какофонии, столь оглушительной, что Темпл с трудом мог слышать свои вопли ужаса. Сиденье било его в зад, подбрасывало, как груду дешевого тряпья, выбивало из головы стук зубов. Ветви деревьев хлестали из темноты, вцепляясь в бока фургона, бичуя его по лицу. Одна сбила шляпу Шай, и теперь ее волосы трепались вокруг ее широко раскрытых глаз, сфокусированных на дороге; ее губы отогнулись от зубов, и она выкрикивала лошадям самые забористые ругательства.
Темпл боялся представить вес дерева, металла и, сверх того, золота, который они сейчас толкали с горы. В любой момент теперь фургон, определенно подвергаемый испытанию за пределами человеческого инженерного искусства, мог разорвать себя на части, и заодно их обоих. Но ужас был постоянным элементом жизни Темпла, и что еще он сейчас мог поделать, кроме как цепляться за эту скачущую машину смерти; мышцы горели от кончиков пальцев до подмышек; желудок крутило от выпивки и страха. Он не знал, что ужасней, закрытые глаза или открытые.
— Тормози! — крикнула Шай ему.
— А хули ты думаешь, я…
Она потащила назад рычаг тормоза, сапоги уперлись в подножку, и ее плечи в спинку сидения, жилы напряглись на шее от усилий. Ободья взвизгнули, как мертвецы в аду, искры посыпались с обеих сторон, как фейерверки на день рождения Императора. Шай тащила поводья другой рукой, и весь мир начал поворачиваться, потом крениться, два огромных колеса взлетели вместе с землей.
Время замедлилось. Темпл орал. Шай орала. Фургон орал. Деревья по бокам поворота бешено летели к ним, смерть была в их середине. Затем колеса ударились об землю, и Темпл почти перелетел через подножку под молотящие копыта лошадей, прикусив язык и задыхаясь от хрипа, и его отбросило обратно на сиденье.
Шай отпустила тормоз и дернула поводья. — Возможно этот забрали слегка быстровато! — крикнула она ему в ухо.
Черта между ужасом и ликованием всегда была чудесна, и Темпл внезапно обнаружил, что пересек ее. Он ударил воздух и завыл: — Пошел нахуй, Коскаааааааа! — в ночь, пока его дыхание не иссякло, и не стало трудно дышать.
— Полегчало? — спросила Шай.
— Я жив! Я свободен! Я богат! — Точно, Бог был. Благосклонный, понимающий, добрый дедушка Бог, снисходительно улыбающийся, глядя на него, даже сейчас. «Рано или поздно приходится что-то сделать, или никогда ничего не добьешься», — сказал Коска. Темпл думал, это ли имел в виду старик. Вряд ли. Он схватил Шай, сжал в объятьях и крикнул на ухо: — Получилось!
— Уверен? — проворчала она, снова дергая поводья.
— Разве все не закончилось?
— Легкая часть.
— Э?
— Они просто так не оставят, так ведь? — крикнула она сквозь стремительный ветер, когда они ускоряли шаг. — Не деньги! Не оскорбление!
— Они пойдут за нами, — пробормотал он.