Чем ближе Александр подходил к дому Нади, тем медленнее шёл. Он без труда перелезал невысокий заборчик и неслышно подкрадывался к открытому окну, рядом с которым стояла кровать Нади.
Когда он в первый раз принес цветы, девушка от неожиданности даже вскрикнула. Вечером лил недолгий, но сильный дождь, и вся трава намокла. Александр, не разобрав в предрассветном полумраке, положил влажный букет на ноги Нади. Вскрик, показавшийся в полутьме особенно пронзительным, сменился приглушённым смехом.
– Надя, Надя, это я, не бойся!
– Сумасшедший, ты напугал меня! Мне почудилось, что по ногам змея ползет. Бр-р-р, ужасно боюсь всех гадов ползучих!
Он едва различал её лицо, но чувствовал, как жаркая волна радости течёт ему навстречу.
Надя появилась в окне, прижимая цветы к лицу. Александр шагнул вперёд и тоже уткнулся лицом в цветы. Влажные стебли облепили лоб и щёки. Он хотел отпрянуть, но цветы посыпались ему на плечи, шею обвили руки и у самого уха прошелестело:
– Спасибо, любимый.
Едва пробившейся щетиной он медленно заскользил по её щеке и уверенно прижался губами к её губам.
В последующие дни Надя уже ждала его утренних визитов. Она сдвинула кровать, чтобы изголовье оказалось ровно напротив окна. Иногда, заслышав хруст веток, она вставала ему навстречу, а иногда притворялась спящей. Александр никогда её не будил и, если она не вставала, стоял несколько минут и осторожно клал букет на подушку. Будто во сне Надя поворачивалась и зарывалась лицом в цветы.
Уткнувшись в цветы, Надя лежала ещё несколько минут, после чего пружинисто вскакивала, натягивала сарафан и, стараясь не шуметь, пробиралась к выходу, а чаще – незаметно выскальзывала в окно. Неслышно ступая, она нагоняла Александра и, очутившись в трёх шагах от него, вскрикивала, стараясь придать своему голосу зловещие нотки:
– Ага, попался! – и в один прыжок вспрыгивала ему на спину.
В первый раз Александр, не расслышав её шаги за спиной, даже присел, когда ему на спину кто-то внезапно прыгнул. Отработанным приёмом он едва не перебросил девушку через себя, но в последний миг замер, узнав Надин голос.
– Солнышко, я ведь мог тебя покалечить, – произнёс он виноватым и непривычно дрожащим голосом. А ведь и правда – мог.
Несколько мгновений Надя недоумённо смотрела на него, но потом безмятежно улыбнулась. Огромные глаза смотрели на него с полным доверием. Девушка прильнула к нему в глубоком, неотрывном поцелуе.
– Не… – глубокий вдох и вновь поцелуй – мог, – выдох, – ты меня, – ещё вдох, – покалечить, – выдох и снова поцелуй. Надя разомкнула губы и прижалась щекой к его щеке, крепко обхватив его шею, словно ища защиты.
– Наденька моя. – Александр подхватил её на руки, неотрывно глядя ей в глаза.
В последующие дни он шёл медленно, стараясь расслышать Надины шаги и, резко обернувшись, поймать её в прыжке.
В один из дней Надя так и не появилась. Александр, прождав её добрый час, вернулся домой и сел на лавочку у небольшого сада, который был разбит перед домом. В саду росли смородина, несколько яблонь и стоял полусгнивший дуб.
Машинально достал сигарету.
«Надо же, – поймал он себя на мысли, – сколько дней уже не курю, даже не заметил. Но где Надя? Проспала?»
– Не оборачивайся, – раздался голос за спиной.
Александр невольно дернул плечом.
– Спокойно, – произнес муркающий голосок.
На его плечи легли руки, скользнули к локтям, а потом легли на голову.
– А вот и я! – зашуршало над ухом. – Думал не приду? Просплю? Ни-за-что!
Отпуск стремительно приближался к концу. Отъезд решили отметить походом в лес, на шашлыки. Собственно, это был не лес, а небольшая берёзовая посадка, в получасе ходьбы от дома. С заготовленным мясом, охлаждённым красным вином и корзиной овощей они двинулись в путь. Надя была молчалива и казалась растерянной.
«Сегодня всё должно решиться. Моей холостой жизни пришёл конец». Александр мысленно на всевозможные лады повторял: «Надя, ты будешь моей женой?» Жена – какое тусклое, словно походная амуниция, слово… Он поднял глазу на Надю, шедшую на полшага впереди. Белый сарафан на бретельках-ниточках, тонкие руки, – он на мгновение даже почувствовал, как они обвивают его шею, – улыбка, показавшаяся ему встревоженной. Жена – какое свежее и желанное слово!
– Ты не устала? – спросил он, чтобы прервать уже нестерпимое молчание.
– Нет.
– Наверное, нужно было придумать что-нибудь поближе, а не ходить в такую даль?
– Да нет, ты много рассказывал про эту берёзовую посадку.
Было ещё утро, но солнце уже пекло нестерпимо. Шли мимо полей подсолнечника. Тяжёлые круглые шапки склонились почти до земли, обнажая пожелтевшие затылки. Надоедливая мошкара липла к потным телам.Надя споткнулась о проволоку, торчащую из земли.
– Мы дойдем когда-нибудь до твоей посадки?
– Потерпи, вон она, видишь? – и Александр указал на цепочку берёз перед ними.
– Потерпи, потерпи, – отозвалась Надя.
Он мысленно и сам уже не раз обругал свою затею с шашлыками. Солнце шло к зениту; значит, будет ещё жарче, а потом наступит нестерпимое марево. Дышать станет вовсе нечем.