Красная строка. Сборник 3

Ещё раньше, чем поездки по Союзу, началась её литературная – впрочем, вначале журналистская – карьера. Ева сотрудничала с детским приложением газеты «Московский Комсомолец» – «Глаголом». Впоследствии писала статьи и для взрослого издания. Тогда же, то есть в 14–15-летнем возрасте, начала работать над своей первой крупной и, как покажет время, самой зрелой вещью – повестью «Диссидеточки».

В 1992 году в возрасте 16 лет, накануне 17-летия, Ева с первого раза поступила в Литературный институт, на семинар к Александру Евсеевичу Рекемчуку. Началась весёлая и плодотворная студенческая жизнь. У Евы дома собирались начинающие и не очень прозаики, поэты, критики. Среди них – известные не только в узких кругах. Евгений Лесин, поэт, впоследствии – преподаватель Литинститута. Ася Датнова (двоюродная сестра Евы) – поэт и прозаик, лауреат Волошинской премии. Рамиль Халиков, писатель и литературовед. Надежда Горлова, прозаик, поэт. Татьяна Семилякина, Маргарита Шарапова, Ольга Моторина… И это – только те, кого я смогла вспомнить, а было и множество других, талантливых, молодых, окрылённых…

В 1994-м, на третьем курсе, Ева выпустила в «Литературной учёбе» свою вышеназванную повесть.

Честно скажу: тема правозащитного движения в СССР меня интересует лишь как один из аспектов отечественной истории. Поэтому, наверное, книгу я осилила не с первого раза. Некоторые, впрочем, мне признавались, что не смогли прочитать её вообще. То ли время этой книги миновало, то ли от 19-летней девчонки-автора ожидали и ожидают совершенно иной прозы.

Между тем «Диссидеточки» – это, на мой взгляд, полноценное историческое, художественно обработанное исследование, с привлечением массы архивного материала. Плюс в ней имеются автобиографичные (не путать с автобиографическими!) вставки – Ева сама участвовала в правозащитном движении, настолько, насколько могла в силу возраста (главная героиня – Малышка – списана Евой с себя). При этом повесть почти полностью лишена чувственного. А вот романтика есть – подвига во имя людей. И жажда славы (возможно, посмертной), ожидание трудной судьбы, подготовка себя к тому, чтобы стоически выдержать будущие испытания, которые – непременно! – последуют за попытку борьбы. За что? Конечно, за справедливость.

«– Привет. Я – Малышка. У тебя есть горячий чай?

– В Греции всё есть. А «Малышка» – это что, прозвище?

– Скорее, диагноз»[5].

Несмотря на «диагноз», а точнее – явный инфантилизм и наивность главной героини, повесть наполнена по-своему взвешенными философскими размышлениями, итог которых – увы! – подтверждает фразу Томаса Карлейля: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи». Следующие за выводами боль и тоска обоснованы: правозащитное движение (по мнению Евы Датновой) выродилось в набившую оскомину – в историческом смысле – крысиную возню, пошлую, а подчас – и кровавую борьбу за жалкие крохи с капитанского стола. Дела вселенские заменились междусобойчиком. И вот против этой-то возни и протестует Малышка. Но, не в силах что-либо поделать с необратимым процессом, просто… исчезает.

Нужно отметить, что, будучи сотрудником одного из кабельных телеканалов я ездила в «Мемориал» в 2012–2013 годах и общалась с тамошними обитателями. Полностью подписываюсь под выводами Евы…

Как свидетельствовала Мария Ряховская, однокурсница Евы Датновой, профессор Рекемчук, в общем-то, не веривший в мистику, тем не менее, всегда предупреждал студентов: «Не убивайте главного героя, если повествование ведётся от первого лица»[6]. Хочется добавить: или если главный герой с себя списан…

30 июня 2002 года Ева Датнова поехала к подруге на другой конец Москвы. Оставаться на ночь не планировала – дома, хоть и под присмотром бабушки и дедушки, ждал трёхлетний простуженный сынишка. В восемь вечера Ева собралась из гостей уходить, о чём и сообщила, позвонив родителям по стационарному телефону. Мобильного у неё не было. Домой она так и не пришла.

Вспомним 2002 год. Тогда не то что взрослых – в день пропажи не бросались искать даже детей! Никаких спасательных отрядов «Лиза Алерт», никаких камер на улицах. Не было даже рамок металлоискателей в московском метро и учреждениях культуры! Именно благодаря их отсутствию стала возможной ужасающая катастрофа – теракт в Театральном центре на Дубровке, известный ныне, как «Норд-Ост». 130 (по другим данным – 174) погибших из числа заложников… А сколько искорёженных судеб, сколько сирот, оставшихся одинокими пожилых? Сколько страха у всего общества? Лично моя боль по этому поводу не утихла до сих пор.

Что и говорить, отношение к «всего лишь» пропавшим тогда было проще.

– Ну, что вы волнуетесь! – рассмеялся участковый, когда бледные от страха мама и папа Евы прибежали писать заявление. – Молодая женщина, двадцать шесть лет! Небось, уехала с любовником на Кавказ. Через пару дней вернётся!

Но ни через неделю, ни через месяц, ни через год, ни через почти двадцать лет (!) Ева не вернулась.