Красная строка. Сборник 3

Увидев дочь целой и невредимой, она вдруг почувствовала слабость в ногах и рухнула на брёвна у изгороди и, закрыв глаза уголком косынки, зарыдала.

– Теть Тась, успокойся, всё же обошлось! На, выпей валерьяночки. – протянула ей мензурку Зоя, работающая медсестрой тоже в «Доме младенца».

До самого вечера в доме была тишина. Мать молчала, надрывая сердце воображением, что бы творилось вокруг, если бы Соньку убила лошадь. Она представляла её бездыханное тельце, с проломленным черепом и от яркости реальных картин, сменяющих друг друга, бормотала слова благодарности за спасение её чада в адрес Всевышнего, закрепляя их крестом и поклоном перед иконой Спасителя. После открыла комод, погладила слабой рукой гимнастёрку, посмотрела на фотографию мужа на стене и, не найдя в его глазах сочувствия, переложила её в самый дальний угол комода, под тряпьё, с глаз долой.

* * *

Прошло много лет. Выросла Соня, уехала в город работать и учиться. Разъехались, кто-куда и её друзья детства. Но незабываемая дружба сводила их несколько раз вместе в трудные минуты потерь или минуты свадебных радостей.

В один из таких дней ей пришло письмо от Веры, что Санька Рыжий погиб в Афганистане, подорвался на мине. На похороны приехали те, кто смог, и после поминок мать Саньки достала альбом с его фотографиями и шкатулочку с письмами из армии.

В последнем письме он просил у друзей прощения и, в частности, у Сони за то, что медаль, которую потерял Славик, нашел он, но не признался сразу. Хотел поиграть дома в солдата-героя. А позже было стыдно признаться, что медаль у него. Так и жил с камнем на сердце всю жизнь. Медаль лежала в шкатулке под письмами. Дрожащей рукой мать достала её, положила на ладонь и другой ладонью погладила.

– Ты уж прости его Соня, я ничего не знала. Нашла в его ящичке, где его всякие безделушки лежали.

Соня взяла медаль, и всё явилось ей, как в тот самый день. И их игра, и медицинская сумка, и потерянная медаль, и расплата за неё. Славик молчал, опустив голову. На тумбочке у телевизора немым укором обжигал сердце портрет солдата с чёрной лентой. Соня подошла, взяла в руки рамочку, прижала к груди. И неожиданно почувствовала Саньку. Не этого взрослого, ответственного, какого не знала она, а Рыжего бескорыстного мальчугана по военным играм Саньку, который не пожалел ни ремня, ни пилотки со звездой для друга и только не справился с медалью, удержал, как будто готовил себе горькое пророчество будущего подвига.

Михаил Фадеев

Кот Митька, Римма Павловна и Самолетик

На попечении моей супруги Риммы Павловны три мужика – кот Митька, наш сын Арсений и я – всех накорми, обстирай и лоток вытряхни, а ещё и на работу каждое утро. Чтобы не очуметь, жена развлекает себя по ходу дела чем может. Про нас с сыном опустим пока, потому что как раз сейчас Римма Павловна варит еду для Митьки, сегодня у него на обед овсянка с печенью. Учуяв печёнку, Митька бежит на кухню – орать и путаться под ногами. Зная, что по первому требованию никто ничего от Риммы Павловны не получит и ритуально мучим будет ожиданием, пока не замечен окажется, он выработал свой собственный, по сути – ответный ритуал, а уж тут – чья магия возьмёт-переборет – женская или кошачья. Митька орёт: «Ма! Ма!» Римма Павловна – специалист по выращиванию лабораторных мышей, сотрудник академического института, да еще и заговоры знает, к ней на телеге не подъедешь:

– Какая я тебе мама! Скажи: «Римма»!

Митька гнет свое:

– Ма, ма!

– Бестолочь, жрать не дам, скажи: «Римма»!

– Ма-а-а-а! – Не справляясь с удвоением согласной, старательный Митька удваивает и утраивает гласные – вопль на всю квартиру.

– Скажи: «Рима», – сжалившись, упрощает задание Римма Павловна.

– И-и-ма-а! Мра-а! – орет в ответ Митька.

– Кыш, дурак, не лезь, пусть остынет!

– И-и-ма-а!

Удовлетворившись достигнутым и остудив варево, Римма Павловна ставит Митькину миску на пол: жри мол! После обеда, расслабившись, она компенсирует ритуальную грубость лаской – уже просто от души – и, глядя, как зевает и потягивается кот, поет: «Сла-адкий Ми-и-тя»! В следующий раз она мучить кота не будет – сварит заранее, к сроку согреет и позовет: «Митенька, иди скорей кушать, сладкий котик!» Кот, роняя мебель, стремглав рванет из глубин квартиры на кухню. Точно так же с криком «Има-а-а!» он несется на звук отпираемого замка, когда Римма Павловна возвращается с работы или похода по магазинам – Арсения и меня он так не встречает, как он различает входящих непонятно, но не ошибается никогда. Вскоре, однако, выяснилось, что человечья наука в кошачьей голове долго не живет и вновь оголодавший Митька опять заявил близкородственные права:

– Ма! Ма! – донеслось из кухни не далее, как вчера.

Римма Павловна ему:

– Слушай, ты ведь обожрался уже!

– Не-е, ма!

– Не так, у меня свои дети есть, ишь, самозванец! Скажи: «Римма», получишь.

– Имау, ма, да-ай! – несется в ответ.