Красная строка

И вот однажды, возвращаясь привычным путем с работы, я уже издали заприметила сидевшую на земле неподвижную фигуру. Перед ссутулившимся человеком стояла плошка для денег с прикрепленным к ней чьим-то образом – так у нас в России часто просят подаяние, выставляя рядом иконку Богородицы или Николая Чудотворца. Но то в России – а чтобы здесь, в Китае… Что за чудо?! Возможно ли? Сердце мое забилось в волнении, я ускорила шаг.

Подойдя ближе, я, однако, увидела, что это был вовсе не мой прежний знакомый: передо мной сидел средних лет худощавый калека, а рядом с ним стояла жестяная банка с изображением… Будды. Я испытала одновременно и шок, и разочарование, и боль. Остановившись рядом в недоумении, я пыталась осознать увиденное, но в голове моей будто воцарился вакуум. Неожиданно сзади раздался резкий, неприятный смех – я обернулась и увидела проходящую мимо женщину, говорящую по мобильнику, – неопределенного возраста, в черном кожаном облегающем костюме. Поравнявшись со мной, она почему-то подмигнула мне и снова разразилась громким смехом. И вдруг вся эта картина показалась мне каким-то дурным спектаклем, фарсом, насмешкой над моей душевной смутой. Я стояла, словно в тумане, но вскоре бряцанье кружки, сопровождаемое настойчивыми возгласами калеки, вернули меня к реальности. После секундного колебания я положила в его жестянку приготовленные десять юаней и пошла дальше…

* * *

Ничего ни изменить, ни переделать заново, ни вернуть. Каждый новый день как жизнь: полон возможностей, но неизбежно заканчивается, унося с собой все сказанное и несказанное, сделанное и несделанное. И вот его уже нет – канул в Лету, безвозвратно…

Чем наполним грядущий день?

Заснувший город

Как давно хотелось мне снова побывать в Японии! До этого я приезжала туда лишь однажды – в Токио, много лет назад и, можно сказать, мельком, по делам – всего на пару дней! От того посещения в памяти сохранилась лишь смутная, размытая картинка: узкие улицы с довольно высокими домами, потоки автомобилей, море горящей, переливающейся в ночи рекламы, бесконечные столбики иероглифов… Из-за разницы во времени меня постоянно клонило в сон, глаза слипались; сюжеты, теснясь, наползали один на другой… Вот выходит из зала кукольно нарядная пара молодоженов с хризантемами в руках; вот в маленьком прудике вьются золотые рыбки; вот крошечные деревца в керамических горшках расставлены на террасе… Все это было интересно, трогательно и спустя много лет снова напоминало о себе и звало вернуться.

Что и говорить, представившаяся вдруг возможность снова побывать в Японии – на этот раз в Ниигате, несказанно обрадовала меня. Да и смотреть на Японию я собиралась теперь иными глазами: после двух лет работы в Азии она не казалась мне более тридесятым царством – это было соседнее государство, хоть и не участвующее формально в Туманганском проекте, но с вниманием присматривающееся к нему.

Рейс из Пекина в Японию был ночной; при подлете я прильнула к иллюминатору, пытаясь различить в темноте контуры незнакомого города, – но внизу виднелась лишь редкая россыпь огоньков, будто светлячки мелькали на огромном болоте. Это было совсем неожиданно: ночная Ниигата в моем представлении должна была выглядеть иначе – яркой, праздничной, ошеломляюще прекрасной.

За время работы в Азии мне уже довелось побывать в других морских портовых городах – в потрясающе динамичном Пусане, великолепном Шанхае, многоликом Тьянзине, урбанизированном Гонконге, милом и светлом Владивостоке. Каждый из этих городов был по-своему хорош и притягателен: близость моря, безусловно, сообщает мегаполисам неповторимую прелесть. Ну а чем же могла похвастаться Япония – лидер экономического развития Азии? Наверное, думала я, ее порты отличаются особым размахом и красотой, близкой к совершенству, – мне не терпелось увидеть все своими глазами.

Аэропорт Ниигаты удивил меня своими скромными габаритами, унылой простотой и безлюдностью, которая, впрочем, могла объясняться поздним часом нашего прилета и нетуристическим сезоном – дело было в феврале. По прилете пассажиры направились гуськом по узкому коридору к паспортному контролю; здесь наш поток разделился надвое: японские граждане быстро и беспрепятственно миновали контроль, просочившись сквозь него, как рис сквозь решето; мы же, человек тридцать иностранцев, застряли у стойки, подпав под бдительное око японских пограничников. Их желтые лица, похожие на пергаментные маски, были суровы и напряжены – первую встречу с японцами никак нельзя было назвать теплой. Каждого подходившего к паспортному контролю снимали в профиль и анфас – то и дело срабатывала вспышка на громоздком фотоаппарате в руках невысокого худощавого чиновника. Затем у иностранцев брали отпечатки пальцев (мне, к счастью, удалось избежать этой процедуры благодаря ооновскому паспорту). От всей этой обстановки веяло духом милитаризма, и у меня вдруг возникло ощущение, что нас препровождают в тюрьму. На душе воцарилось глубокое уныние и недоумение – к чему такой жесткий формализм в мирное время?