Красная строка

Ну, как, впечатляет? Не знаю, как насчет Сталина. Возможно, в романе, действительно, есть какие-то аллюзии и отсылки к вождю – лично я их не увидел, или они мне были не интересны. Одно знаю точно: роман был написан вовсе не для Сталина, а для меня. И еще для миллионов таких же, как я, читателей, жадно проглотивших роман за одну ночь и потом всю жизнь находившихся под впечатлением от его прочтения. Да, не скрою, я не то, чтобы симпатизировал Воланду, но, тем не менее, искренне считал, что спекулянты и взяточники заслуженно понесли наказание. Я и теперь так считаю. Как ни крути, во всех нас (подозреваю, что и в господине Быкове тоже) прочно засело жегловское «вор должен сидеть в тюрьме». Другое дело, что наказание было не всегда адекватным. Тут я согласен. Вспомним, хотя бы, сцену в варьете с отрыванием головы Бенгальского. Но что вы хотели от сатаны? Быков утверждает, что Булгаков описывает подобные сцены, связанные с насилием, «с наслаждением». В частности, он приводит в пример великолепно описанную Булгаковым сцену, где Пилат фактически приказывает Афранию зарезать Иуду. Но ведь Афраний – не кто иной, как начальник тайной полиции. Значит, Булгаков явно симпатизирует ей, тайной полиции. Да, конечно, Булгаков был монархистом и любил порядок. Но на процесс над Киршоном, своим злейшим врагом, он не пошел, как отмечает сам Быков – из внутреннего благородства. Вряд ли благородному человеку может быть по душе гестапо или НКВД. Но вернемся к сцене в варьете. Как мы помним, в самый кульминационный момент из ложи раздается женский голос: «Ради бога, не мучьте его!» И после того, как Фагот спрашивает: «Так что же, граждане, простить его, что ли?», вначале в зале раздаются преимущественно женские голоса «Простить! Простить!», а затем они сливаются в один хор с мужскими. И для Бенгальского все заканчивается, в общем-то, благополучно. Так что никакого «оправдания зла» здесь нет и в помине. По крайней мере, на бытовом уровне. Напротив, тут налицо явное оправдание милосердия.

Обратимся теперь к уровню мистическому. Бал у сатаны. Это камень преткновения, ибо многие, в том числе и господин Быков, видят в этих главах романа, если не прямое поклонение, то, во всяком случае, оправдание нечистой силы – сатанизм. Итак, Маргарита превращается в ведьму и летит на шабаш. На метле! По дороге она залетает в квартиру критика Латунского и громит ее. На балу Маргарита – королева. Перед нею проходит длинный ряд злодеев всех времен и народов: короли, герцоги, убийцы, отравительницы, сводницы, тюремщики, палачи, доносчики, изменники, растлители. Среди них и Гай Кесарь, и Калигула, и Мессалина, но ни один из них не заинтересовывает Маргариту. Ее поражает история Фриды, которую соблазнил хозяин кафе, после чего она родила мальчика, и убила его, засунув ему в рот платок и закопав в землю. На суде она говорила, что ей нечем кормить ребенка. История сама по себе ужасна, но еще ужаснее казнь, придуманная для Фриды: каждое утро она находит у себя на столике тот самый, с синей каемочкой платок, который засунула мальчику в рот. Несомненно, что столь циничное наказание придумал для нее Воланд со своей свитой. Но ведь они, несмотря на все свое внешнее обаяние, духи зла, а Маргарита – человек, хотя и превратившийся в ведьму. А человеку свойственно сострадание. И Маргарита спасет Фриду от этой казни. Что это? Неужели опять «оправдание зла»? А по-моему, это снова милосердие, причем, проявленное уже на мистическом уровне. Поэтому я никак не могу согласиться с господином Быковым, с улыбкой утверждающим, что наиболее Маргарита Николаевна нам симпатична в тот момент, года она громит квартиру Латунского. Нет! Маргарита наиболее симпатична нам тогда, когда она из сострадания спасает Фриду, безусловно виновную в страшном преступлении.