Красная волчица

Ятока слушала Полину Андреевну, старалась представить этого парня, но ей это плохо удавалось. Полина Андреевна палила чашку чаю, отпила глоток.

— В общем, закончили второй курс. Сохойский голец мне до сих пор спится. Нас было четыре студента и преподаватель. И он был с нами. Какой он в тайге: сильный, смелый. Я знала, что он женат, и — влюбилась. Не надо осуждать меня…

Полипа Андреевна рукой провела по волосам.

— Через месяц мы разделились на две группы. Двое студентов и преподаватель уплыли обследовать низовья реки. А мы с ним должны были перевалить Янтарный хребет и спуститься в Баргутскую долину. Там много озер. Нам надо было установить, какие виды птиц гнездятся на этих водоемах. Мне было страшно оставаться с ним наедине, и в то же время я хотела быть только с ним одним. И сейчас я бы пошла только с ним. Я счастлива, когда вижу его, слышу его голос. Мне и этого довольно…

Полина Андреевна взяла чашку с чаем, подержала в ладонях, поставила на стол.

— На третий день мы остановились ночевать на склоне хребта. Он стал разводить костер, а я пошла собирать дрова. Вышла к каменной осыпи. Невдалеке сухая валежина. Я шагнула к ней, осыпь поползла. Камни под ногами разъехались. Я упала и сильно ударилась головой. Очнулась в зимовье на нарах. Горит левая нога, левый бок саднит. Пошевелилась и задохнулась от боли в груди.

Полина Андреевна помолчала.

— В зимовье я провалялась больше двух недель. Продукты у нас кончились. Он собирал для меня ягоды, поил настоем каких-то трав, добывал птиц и рыбу на озере. Постепенно боли в груди прошли, но на ногу я не могла ступить. И тогда он понес меня. Ох, и длинным был этот путь… Мы потеряли счет дням. Голодали, в изодранной одежонке мерзли у костров. И когда он вынес меня к деревне, то сам кое-как держался на ногах.

Полина Андреевна встала, нервно прошлась по комнате, остановилась у окна.

— О многом мы тогда переговорили. У него в тайге осталась жена. Я знала, что ее он не бросит. От этого он стал мне еще дороже. После того как мы выбрались, я еще больше месяца пробыла в больнице. Он уже знал, что я его люблю. И я своего добилась. Родила от него дочь. И тотчас на него свалилась беда. Я кинулась спасать его…

Раздался звонок. Полина Андреевна на полуслове замолчала. Ятока открыла дверь. Вбежали Димка с Ириной.

— Вот разбойницу поймал на заборе, — Димка держал Ирину за руку.

— Девочка — и по заборам лазишь. Что люди скажут? — Полина Андреевна подошла к дочери.

— А пусть мальчишки не задаются. Будто они одни умеют по заборам лазить, — выпалила Ирина.

— Есть-то будете? — Ятока погладила девочку по русой голове.

— Будем, Дима? — Ирина хитровато покосилась на Димку.

— Будем, — тряхнул Димка копной темных полос.

— Тогда мойте руки.

Димка с Ириной ушли в ванную комнату. Ятока налила вина в рюмки.

— Выпьем еще.

Полина Андреевна молча выпила, поднялась.

— Пойду, Ятока. Устала.

— Может, к нам в гости приедешь?

— Нет. К маме поеду. Ну, а вам дороги хорошей, отдыха доброго.

Глава II

Сегодня чуть свет встала Семеновна. Напекла калачей, шанег, пирожков, в загнетку в чугуне поставила варить глухаря. Прибралась по дому: на пол настелила домотканые дорожки, накрыла кумаланами сундук, диван, табуретки. Уморилась: годы-то немаленькие. Присела у окна на сундук. Одиночество угнетало. Всю жизнь в доме был народ: муж, сын, да и люди не обходили стороной. Потом невестка появилась, внук. Заботы. С заботами ложилась спать, с ними и вставала. Знала, что каждую минуту кому-то нужна. Эти хлопоты и радость приносили. А теперь тишина, только ходики тикают.

— Дома-то кто-нибудь есть? — послышался из прихожей голос Татьяны Даниловны, матери Семена.

— Проходи сюда, Татьяна, — отозвалась Семеновна.

— Вот ты где.

— Садись.

Татьяна Даниловна присела на диван, окинула взглядом прибранную горницу, принаряженную Семеновну.

— Никак, гостей ждешь?

— Жду, Татьяна. Непременно седни должны нагрянуть.

— Сон хороший видела, или как?

— А сердце у меня на што? Оно не обманет. Я сказать тебе не умею, а еще вчера так ему, сердцу-то, радостно стало: оно то притихнет, будто прислушивается к чему-то, то забьется, забьется. И сама я вся полегчала, вроде помолодела. Как приехать внуку, со мной всегда так делается. Непременно седни будут.

— Я тоже Андрейку поджидаю. Глядела-глядела в окно Уж мочи не стало. Вот к тебе и пришла.

— Что-то твоего Дормидонта давно не вижу?

— Все в Потемино живет. Пасет молодняк. Здоровье никудышное стало: с ногами замаялся.

— Беда, — покачала головой Семеновна и поднялась. — Самовар поставлю. Почаюем.

— Какой самовар? — отмахнулась Татьяна Даниловна. — У меня в печке рыбный пирог. Не подгорел бы. Я уж побегу.

Посмотрела ей вслед Семеновна. Да, время и Татьяну остудило. Давно ли была озорной, быстрой, как огонь.

Семеновна подошла к окну. Из-за кривуна выплыло несколько лодок.

— Дождалась, легкие на помине.