— Дедушка Согдямо, а мы им напишем, что ты здесь живешь. — На дощечке Сема написал углем: «Согдямо», а дощечку прибил к двери. — Вот и все.
Старик с уважением посмотрел на непонятные ему знаки и шагнул в дом.
— А теперь я всех приглашаю на праздник — рождение деревни, — проговорил Кучум.
— Спасибо, — за всех ответил Степан. — Я вам, товарищи, привез хорошую весть. Письмо получил из губкома комсомола, место одно дали на рабфаке. Так что давайте думать, кого пошлем учиться.
Для большинства слово рабфак значило, что надо ехать куда-то далеко. И от этого «куда-то» было тревожно. Ведь для всех жителей Матвеевки за горами жизнь была непонятной, а потому чужой.
— Вот и для нас пришло время за науку браться, — продолжал Степан. — Отправить надо парня серьезного, чтобы не подвел нас.
Все почему-то посмотрели на Василия. А у него от этих взглядов пот на лбу выступил.
— Васю надо послать, — предложила Надя.
Василию стало тяжело дышать.
— Я так же думаю, — улыбнулся Степан.
— Страшновато что-то, Степан, — сказал Василий.
— Чудак-человек, зверя не боится, а перед городом струсил. Там тебе и театр, и библиотека, и вся культура. Кто за то, чтобы комсомольца Василия Воронова направили на учебу в рабфак? Единогласно. Поздравляю, Василий. Помощь нужна будет — нас кличь. Пиши, коли мешать там разная контра будет. Найдем управу.
Василий поднял голову.
— Степан, пошли хоть Сему, вдвоем подручней будет.
Женя подвинулась к Семе, точно закрыть его хотела.
— На будущий год и Сему пошлем, вместе с Женей. А пока тебе одному придется ехать, и не мешкай, собирайся в дорогу. Придешь в обком комсомола, обскажешь все. Они определят тебя, куда надо.
Через несколько дней Василий с Ятокой были уже в Матвеевке. Мария Семеновна обрадовалась их приезду. Засуетилась. Увидела берестяной короб, а из него на нее уставились синие глазенки.
— Ты где это его взяла, девонька? — спросила Мария Семеновна.
— Сын. Димка.
Мария Семеновна удивленно посмотрела на Ятоку, потом на Василия.
— Твой сын?
— Мой, — смущенно ответил Василий.
— И скрыл от матери, — обиженно поджала губы Мария Семеновна.
— Ятока все.
— Я с вами обоими еще потолкую.
Мария Семеновна поставила зыбку на кровать, вынула ребенка и положила на одеяло. Димка сучил ногами, тянулся ручонками к Марии Семеновне и улыбался беззубым ртом.
— Вшитый отец, — улыбнулась Мария Семеновна. — Захар, ты только погляди.
Захар Данилович подошел к кровати, Димка посмотрел на него и закричал.
— Ишь ты, какой голосистый, — Мария Семеновна завернула внука в пеленки, взяла его на руки и повернулась к Ятоке с Василием, которые стояли рядом и не знали, как себя вести.
— Вот что, молодые. Вы промеж себя как знаете, а внука я вам не отдам.
— И то правда, — поддержал жену Захар Данилович. — И тебе, Ятока, нечего мытариться с ребенком по тайге. Коли народили дитя, так нечего барахтаться на разных берегах. И меня, старика, извините, коли что не так было.
— Молоко-то он пьет? — спросила Мария Семеновна.
— Как большой, — улыбнулась Ятока.
— Вы идите погуляйте, а я внука искупаю и спать уложу.
Василий с Ятокой вышли из дома.
— Пойдем на Матвееву гору, — предложил Василий.
Прохладной таежной тропой поднялись они на гору и остановились на краю утеса. Далеко внизу о каменный берег беспокойно бились волны. В воздухе, пропахшем смолой, мхами и ключевой водой, стоял птичий гомон… От утеса, через зеленую кипень лесов, убегала тропа. Через несколько дней по ней с котомкой за плечами уйдет Василий, и кто знает, куда она уведет его и когда ему доведется снова ступить на эту землю.
— Ты не забудешь меня? — Василий обнял Ятоку.
— Пошто говоришь так? Учись. Мы с Димкой шибко тебя ждать будем.
Книга вторая
Красная волчица
Часть первая
В холодном безветренном небе косматой медведицей дремлет темно-бурое облако. Тишина. В сонливой угрюмости застыли горбатые горы. Стиснутая крутыми берегами, бесшумно гонит продрогшие гольцовые воды Каменка. В сиротливых колках примолкли, затаились птицы. Но вот глухую тишину расколол гром, дробясь и ломаясь, он тяжело качнулся по широкой долине, встряхнул землю и укатился в голубое низовье реки. Вздрогнуло облако и медленно поползло к синеющим вдали хребтам, на склоне гор колебалась его серая тень. Зашумел, заволновался лес. У подножья Седого Буркала хриповатым голосом одиноко провыла Красная Волчица. С обветренного утеса снялся молодой орел и, обронив на землю ликующий клекот, кинулся навстречу далекой буре.
В такой же вот день, пятнадцать лет назад, с котомкой за плечами ушел из Матвеевки в город Василий Воронов, ушел учиться грамоте. Ятока с Димкой па руках стояла на Матвеевой горе и смотрела вслед мужу. Тревожно было у нее на душе. Василий — большой охотник, любого зверя спромышлять может. Умом бог не обидел. Люди уважают. Что еще человеку надо? Его место в горах, а он в город пошел. Где ничего не терял, там ничего и не найдешь. Ей хотелось побежать за Василием, остановить его. Но не посмела: Василий — мужчина, он знает, что делает.