— Нет Урукчи, паря. Убежал. Бедный народ теперь хозяйствует. А у бедных людей — чистые сердца. И по другим законам они живут. Вот Степан все про коммунизм толкует. Только что это такое и с чем его едят? Не знаешь? И я долго голову ломал. Так прикидывал и этак. И потом осенило меня. Коммунизм-то совсем простая штука. Бежит по лесу ручеек. Напоил коня, и нет ручья. А сбежались ручейки — река стала. И тут уж на пути ее не становись — все снесет. Пока мы врозь были, Урукча, Боков и старик Двухгривенный щипали нас, как коршуны рябчиков. А собрались мы в кучу, где эти коршуны? Вот оно куда ведет.
Согдямо взял лист бересты, повертел в руках и стал что-то вырезать. Дед Корней с любопытством смотрел, но ничего понять не мог.
— Что ты делаешь? — спросил он Согдямо.
— Василий велел. Фигурки нарисовал, велел их вырезать. По ним людей учить будет.
— Буквы, — поправил его дед Корней. — Я, паря, всю зиму грамоту учил, не далась. Вчера смотрю, как Васюха пишет, тоска взяла. — Дед Корней поставил чашку. — Спасибо за чай, Согдямо. Пойду погляжу, что там парни делают.
А у кухни шел спор, как назвать деревню.
— Кайнача, — скажи, как бы ты назвал деревню? — наседал на него Сема.
— Как назвал? Деревня.
— Да каждую деревню деревней зовут.
— А ты пошто по-другому назвать хочешь?
Сема сплюнул, парни захохотали,
— Породите вы, — остановил их Сема. — Это же первая эвенкийская деревня. И не просто деревня, а советская, красная деревня.
— Красный охотник и назовите, — собирая посуду, между прочим сказала Женя.
— Ребята, а ведь верно, — обрадовался Сема. — Несите доску.
Тут же на доске написали углем: «Деревня Красный охотник». Доску прибили к сосне на самом видном месте.
Степан выехал из леса и сразу увидел новые дома под крышей. Обрадовался, но его поразила тишина. Нигде ни души. На кухне под котлами горели костры. Горели костры и возле чумов. Люди только что были здесь. Куда они подевались? Не банда ли какая тут шалит? Степан спешился, привязал коня к дереву, проверил затвор берданы.
От реки донесся смех.
— Фу, черти, — облегченно вздохнул Степан и пошел на голоса.
Река Глухариная небольшая, сажен тридцать шириной. Все жители находились на косе. В кругу было видно деда Корнея, Василия, Кучума. Они склонились над чем-то.
Степан протиснулся в круг. На дресве стоял медвежонок и пугливо озирался по сторонам. Потом начал по-детски хныкать.
— Что теперь с ним делать, один лешак знает, — озадаченно теребил бороденку дед Корней.
— Где вы его взяли? — спросил Степан.
— Медведица привела, — оживился дед Корней. — И что ей вздумалось по этому месту пройти? Или троп мало в тайге? Учуяли ее собаки и насели. Угнали в горы. А этот поганец на дерево. Отсиделся там. Что теперь с ним делать?
Отпустите, — посоветовал Степан.
— Отпустить немудрено. Сгинет без матери, ведь дите неразумное. А вырастет — зверь будет. Вот незадача.
— Дедушка, отдай нам, — выступил несмело из толпы Урукон.
— Возьми. Да накорми. С утра голодный. Молока дай. А к осени заматереет, тогда и отпустим его в лес.
Ребята поймали на поводок медвежонка и гурьбой повели на стоянку.
— Как у тебя, Корней Иванович, дела? — спросил Степан. — Веди, показывай строительство.
— Один дом уже совсем готов. Вселять будем кого или обождем, когда все достроим?
— Чего ждать-то, Корней Иванович? Кличь людей. Степан поднялся на крыльцо нового дома, поправил ремень на гимнастерке.
— Товарищи! Еще вчера Боков, Урукча, старик Двухгривенный за людей нас не считали. Мы гнули спины, на охоте да в оленьих стадах себе простуду наживали. А что нам доставалось? Костры да морозы.
— Долги еще были, — напомнил Согдямо.
— Вот-вот. И было так потому, что силы мы своей не знали и жили, как кроты, каждый в своей норе. А встали в один строй. Вот и в тайге выросла деревня. Это же здорово! От этой деревни у нас, таежников, начинается новая жизнь.
— Мне слово, Степан, дай, — попросил Кучум.
— Говори, паря, — отозвался дед Корней.
На крыльцо поднялся и встал рядом со Степаном Кучум.
— У нас есть такой обычай, — Кучум волновался. — Если ты протянул руку в беде охотнику, то становишься братом этого охотника и членом нашего рода. Вы построили нам дома, своими руками зажгли огни в очагах — огни жизни. Так пусть огонь нашего рода будет и вашим огнем. Теперь вы все члены нашего рода. Как говорят русские, низкий поклон вам, кровные братья.
— Спасибо, Кучум, за доброе слово, — пожал Степан его сильную руку.
— И тебе, Степан, спасибо за то, что другом пришел к нам.
— В первый дом мы решили поселить самого уважаемого охотника — Согдямо. Проходи, дедушка, — пригласил старика Степан.
Согдямо поднялся на крыльцо. Помолчал, а потом сказал:
— Шибко спасибо вам. Но в дом, однако, жить не пойду.
— Ты что это, ядрена-матрена, — закипятился дед Корней. — Или еще не надоело кости морозить в чуме?
— Шибко надоело. Но не пойду в дом жить. Прилетят добрые духи, где они меня найдут? Увидят дом, скажут, люча тут поселился.
Все озадаченно смотрели на Степана. Положение. Как из него выкрутиться? Всех выручил Сема.