Красная Звѣзда

Остается всего два часа. Скоро мы вступимъ въ предѣлы атмосферы. Сердце начинаетъ мучительно биться, я не могу больше смотрѣть и ухожу въ свою комнату. Нэтти уходитъ за мною

Онъ начинаетъ со мной разговоръ, — не о настоящемъ, а о прошломъ, о далекой Землѣ, тамъ вверху.

— Вы должны еще туда вернуться, когда выполните задачу, — говоритъ онъ, и его слова звучатъ для меня, какъ нѣжное напоминаніе о мужествѣ.

Мы разговариваемъ объ этой задачѣ, объ ея необходимости и ея трудностяхъ. Время незамѣтно для меня проходитъ.

Нэтти смотритъ на хронометръ. — Мы пріѣхали, пойдемъ къ нимъ! — говоритъ онъ.

Этеронефъ остановился, сдвигаются широкія металлическія пластинки, свѣжій воздухъ врывается внутрь. Чистое, зеленовато-синее небо надъ нами, — толпы народа вокругъ.

Мэнни и Стэрни выходятъ первыми. Они несутъ на рукахъ прозрачный гробъ, гдѣ лежитъ оледенѣлое тѣло погибшаго товарища — Летта.

За ними выходятъ другіе. Я и Нэтти выходимъ послѣдними, и вмѣстѣ, рука съ рукой идемъ черезъ многотысячную толпу людей, похожихъ на него…

ЧАСТЬ II.

I. У Мэнни.

На первое время я поселился у Мэнни въ фабричномъ городкѣ, центръ и основу котораго составляетъ большая химическая лабораторія, расположенная глубоко подъ землею. Надземная часть городка разбросана среди парка на протяженіи десятка квадратныхъ километровъ: это нѣсколько сотъ жилищъ работниковъ лабораторіи, большой Домъ Собраній, Потребительный складъ — нѣчто вродѣ универсальной лавки, и Станція Сообщеній, которая связываетъ химическій городокъ со всѣмъ остальнымъ міромъ. Мэнни былъ тамъ руководителемъ всѣхъ работъ, и жилъ вблизи отъ общественныхъ зданій, рядомъ съ главнымъ спускомъ въ лабораторію.

Первое, что меня поразило въ природѣ Марса, и съ чѣмъ мнѣ всего труднѣе было освоиться — это красный цвѣтъ растеній. Ихъ красящее вещество, по составу чрезвычайно близкое къ хлорофиллу земныхъ растеній, выполняетъ совершенно аналогичную ему роль въ жизненной экономіи природы: создаетъ ткани растеній за счетъ углекислоты воздуха и энергіи солнечныхъ лучей.

Заботливый Нэтти предлагалъ мнѣ носить предохранительные очки, чтобы избавиться отъ непривычнаго раздраженія глазъ. Я отказался.

— Это цвѣтъ нашего соціалистическаго знамени, — сказалъ я. — Долженъ же я освоиться съ вашей соціалистической природой.

— Если такъ, то надо признать, что и въ земной флорѣ есть соціализмъ, но въ скрытомъ видѣ, — замѣтилъ Мэнни. — Листья земныхъ растеній имѣютъ и красный оттѣнокъ, — онъ только замаскированъ гораздо болѣе сильнымъ зеленымъ. Достаточно надѣть очки изъ стеколъ, вполнѣ поглощающихъ зеленые лучи и пропускающихъ красные, чтобы ваши лѣса и поля стали красными, какъ у насъ.

Я не могу тратить время и мѣсто на то, чтобы описывать своеобразныя формы растеній и животныхъ на Марсѣ, или его атмосферу, чистую и прозрачную, сравнительно разрѣженную, но богатую кислородомъ, или его небо, глубокое и темное, зеленоватаго цвѣта, съ похудѣвшимъ солнцемъ и крошечными лунами, съ двумя яркими вечерними или утренними звѣздами — Венерой и Землей. Все это — странное и чуждое тогда, прекрасное и дорогое мнѣ теперь, въ окраскѣ воспоминаній, — не такъ тѣсно связано съ задачами моего повѣствованія. Люди и ихъ отношенія — вотъ что всего важнѣе для меня: и во всей той сказочной обстановкѣ именно они были всего фантастичнѣе, всего загадочнѣе.

Мэнни жилъ въ небольшомъ двухъ-этажномъ домикѣ, по архитектурѣ не отличавшемся отъ остальныхъ. Самая оригинальная черта этой архитектуры заключалась въ прозрачной крышѣ изъ нѣсколькихъ громадныхъ пластинокъ голубого стекла. Прямо подъ этой крышей помѣщалась спальня и комната для бесѣдъ съ друзьями. Марсіане проводятъ часы отдыха непремѣнно среди голубого освѣщенія, ради его успокаивающаго дѣйствія, и не находятъ непріятнымъ тотъ мрачный для нашего глаза оттѣнокъ, который это освѣщеніе придаетъ человѣческому лицу.

Всѣ рабочія комнаты — кабинетъ, домашняя лабораторія, комната сообщеній — находились въ нижнемъ этажѣ, большія окна котораго свободно пропускали волны безпокойнаго краснаго свѣта, отброшеннаго яркой листвой деревьевъ парка. Этотъ свѣтъ, который во мнѣ первое время вызывалъ тревожное и разсѣянное настроеніе, для марсіянъ является привычнымъ возбужденіемъ, полезнымъ при работѣ.

Въ кабинетѣ Мэнни было много книгъ и различные приборы для письма, отъ простыхъ карандашей до печатающаго фонографа. Послѣдній аппаратъ представляетъ изъ себя сложный механизмъ, въ которомъ запись фонографа при отчетливомъ произнесеніи словъ тотчасъ передастся рычагамъ пишущей машины такимъ способомъ, что получается точный переводъ этой записи на обыкновенный алфавитъ. При этомъ фонограмма сохраняется въ цѣлости, такъ что ею можно пользоваться одинаково съ печатнымъ переводомъ, смотря по тому, что кажется удобнѣе.