Превратить за несколько лет неграмотных крестьян в граждан и гражданок, умеющих читать и писать, и открыть одновременно тысячи школ для их детей — такого в истории еще не бывало. Это гигантское начинание было доведено до конца и пережито как эпопея миллионами мужчин и женщин, которые, пробудившись от средневекового сна, пошли в бой против собственного невежества. Революция должна была вернуть угнетенным народам свободу и достоинство, возродить их язык и культуру. Но прежде всего, какой язык изучать? Разговорный язык крестьян и городских жителей? Сегодня утвердительный ответ кажется очевидным. Но тогда было совсем не так. Для представителей «туземной» интеллигенции — правда, немногочисленных, но влиятельных — изучать что-либо, кроме литературных языков, казалось святотатством. Муллы, воспитанные на суеверном почитании традиций, естественно, выступали против любых нововведений в образовании, как, впрочем, и в любой другой области. Разве правоверным недостаточно знать наизусть свои молитвы, даже если они не понимают их смысла? В степях и горах жило много старых пастухов, которые думали так же. Чингиз Айтматов в своем романе «Первый учитель» показывает, как крестьяне насмехаются над Дюйшеном, демобилизованным из Красной Армии киргизом, который открывает в разрушенной конюшне первую в деревне школу. В своих теплых одеяниях, верхом на лошадях, наиболее скептически настроенные из них разражаются смехом при виде Дюйшена, который по колено в ледяной воде упорно переносит на другой берег реки, где находится школа, одного за другим своих учеников, слишком маленьких, чтобы перейти реку самим.
Насрулла Ахунди, который в свои семьдесят лет продолжает работать в Ташкентском издательстве на иностранных языках, вспоминает, что, когда комсомол направил его в отдаленный аул Самаркандской области, чтобы открыть там школу, ему пришлось отвечать на каверзные вопросы мысливших по старинке или враждебно настроенных деревенских жителей: дело было в 1929 году и этот район все еще навещали басмачи. «Мы приехали туда вдвоем, — рассказывает Ахунди, — и нас предупредили, чтобы мы были осторожны. Нас встретила группа крестьян вместе с представителем местного Совета, который обратился ко мне с вопросом:
— Как ты будешь обучать детей, по-старому или по-новому?
В то время еще существовали коранические школы и в ходу была арабская письменность. Я ответил осторожно:
— Я буду учить так, как этого хочет народ…
— А если народ захочет, чтобы все было по-старому?
— Ну что ж, тогда будем учить по-старому!
— А разве ты способен на это? Покажи-ка нам свое умение…
Тогда я рассказал им по всем правилам — а их-то я знал — целый отрывок из Корана. Смотрю, все вроде оборачивается к лучшему. Меня усадили на почетное место. Завязался разговор, и я рассказал: «Уже очень давно детей учат на старый лад, но они не понимают того, что пересказывают. Не кажется ли вам, что можно попробовать учить их по-новому?» Этим я все испортил. Мне больше не верили. Среди тамошних людей некоторые были связаны с басмачами, и часа в два ночи мы услышали шум возле дома, где заночевали. Кто-то пришел за нами. Нам удалось выпрыгнуть в окно и убежать, перескочив через ограду. Шел снег, дорогу замело, но мы все-таки смогли найти убежище в деревне, расположенной в пятнадцати километрах от того места…»[33]
Несмотря на предрассудки и преступления, совершавшиеся басмачами или по их указке против учителей и добровольцев кампании по ликвидации неграмотности, это движение постоянно росло. Оно отвечало самой жажде масс к учению, к знаниям, к действиям по строительству новой жизни. В истории, рассказанной Айтматовым, маленькая Ал-тынай — которая станет профессором и членом Академии наук, но в то время еще ученица и «тайная любовь» Дюйше-на — говорит, с какой будоражащей радостью она набрасывалась на те пусть малые знания, которые ей предлагал ее первый учитель: «Я берегла тетрадь, которую он дал мне, и потому выводила буквы острием серпа на земле, писала углем на дувалах, прутиком на снегу и на дорожной пыли»[34]
.Всеобщая кампания по ликвидации неграмотности развернулась в Средней Азии в конце 20-х годов. В то время в масштабе всей страны было создано добровольное общество «Долой неграмотность», которое возглавил Председатель ЦИК Союза ССР Михаил Иванович Калинин.
Чтобы показать массовый характер этого движения, достаточно упомянуть, что к концу 1930 года в борьбе с неграмотностью участвовало свыше 1 млн. культармейцев. Грамоте были обучены десятки миллионов людей. Особенно разительными были достижения в национальных районах. В Таджикской ССР к концу 1932 года уровень грамотности поднялся с 4 до 52 процентов, в Туркменской ССР — с 13,5 до 61 процента, в Узбекской ССР — с 12 до 72 процентов и в Закавказье — с 36 до 86 процентов.