Научился я быстро, на машине сложнее было. Самое сложное – это ночные полёты и ночное ориентирование, плюс посадка и взлёт с любых площадок разного размера, тут порой требуется ювелирная точность. В этом я пока лажал, но обучали. Горючее из трофеев им на это выделили. У каждой дивизии или бригады нашей армии была своя подготовленная полоса для связных самолётов, там и садились.
Я держал слово, армии действительно стало куда легче с оперативно добытой информацией, потери в людях и технике резко снизились. В то же время и я сам получал то, что хотел. В середине марта мне дали орден Красной Звезды. До этого у меня на груди были только медали (а я тоже получил уже форму офицера, с погонами, парадную и полевую), и вот теперь первый орден. Правда, представляли меня к ордену Ленина, но сверху спустили до Звезды. Михайлов был зол: это было его личное представление. Хотя он отыгрался в звании: я получил лейтенанта.
Благодаря добытой мной информации удалось окружить две немецкие дивизии – пехотную и моторизованную. За восемь дней, отбив три попытки немцев деблокировать своих, мы склонили их к сдаче. Сдалось тогда пятнадцать тысяч офицеров и солдат, мы взяли кучу техники и вооружения, тыловики до сих пор собирают и подсчитывают. А мы укрепили и расширили наши позиции почти на тридцать километров вглубь территорий противника – выступ такой. За это я и получил звание и орден.
В принципе, я доволен. На передовой бываю пусть и часто, но по ночам, заодно нарабатывая опыт пилотирования самолётов в ночное время. Тут как раз и «шторьх» восстановленный в руки попал, на нём и летал. Хотя считалось, что пилотировал лётчик, а я числился пассажиром, на самом деле пилотировал я сам, под его присмотром, лично доставляя информацию в штаб армии.
Вообще, для экономии времени можно было бы использовать два самолёта. На одном я бы облетал передовую, собирая статистку и нанося на карту, потом передавал бы её посыльному-командиру, и тот на втором самолёте оперативно доставлял бы её в штаб армии, пока я собираю очередную информацию. Впрочем, как двинем дальше, так и будем поступать, а пока я летал сам, нарабатывая опыт ночных полётов.
Вся эта идиллия длилась до середины апреля. Я уже два месяца в шестой армии, мы взяли Днепропетровск и встали на берегу Днепра: развезло всё, грязь, так что ждали окончания весенней распутицы. Хотя один плацдарм на вражеском берегу создали и усиливали его: я показал, где можно удачно его создать и где сил у немцев мало. Указал и где находятся силы, которые немцы могут оперативно использовать, подсказал, как их можно перехватить. Там авиация поработала.
Да, Днепропетровск не мы брали, мы севернее наступали, а брала его тридцать седьмая армия. Так что даже расширили плацдарм на глубину двадцати двух километров и на ширину пятнадцати. Туда переправили две дивизии; пока шли позиционные бои. К нам перебрасывали резервную армию, уж больно удачен плацдарм для летнего наступления. Все ждали, когда всё подсохнет, да и немцы тоже понимали, что мы двинем дальше и усиленно окапывались.
Резервная армия на подходе, её сразу на плацдарм, и у нас, похоже, начнётся летнее наступление. Две дивизии, усиленные танковой бригадой, не углубляли плацдарм, а окапывались, чтобы удержать захваченное. Танки закапывали по самые башни. Понтонный мост действовал, и немцы знали, что утром мы его разбираем и прячем, маскируя, а ночью собираем и он действует. Вот и подразделения резервной армии перекинем ночью.
У нас на плацдарме уже и «тридцатьчетвёрки» есть, даже несколько редких тяжёлых ИС, плюс КВ из отдельного тяжёлого танкового батальона. Бои предстоят серьёзные. Но я, похоже, этого не увижу. Причина банальна: меня выкрали.
Самое смешное (хотя, может, и страшное – с какой стороны посмотреть), меня выкрали наши. Не немцы, а разведка тридцать седьмой общевойсковой советской армии. Дело в том, что летая, я прихватывал дроном и позиции соседей по флангам, тридцать седьмой и двадцать шестой советских армий, и, естественно, наши отправляли информацию соседям. Особенно обсуждали укрепление стыков армий. Те, конечно, удивлялись, что от соседей по их позициям информация поступает раньше, чем от своей разведки или подразделений на передовой, стали выяснять.
Ещё и командарм тридцать седьмой часто просил помощи по разведке передовой на его участке. Пару раз я помог, так тот быстро на это подсел и уже требовать начал: мол, у него самый важный участок. Тот ещё тип, любитель поорать и потребовать. Даже сам прилетал, с Михайловым вусмерть разругались: послали его – и вот результат.
И ведь как-то вычислили. Хотя на самом деле это несложно было. Брали меня и лётчика у самолёта, сняв пост и часовых. Самое фиговое – мне крепко дали по голове, едва я за кобуру схватился, вырубили капитально и вот так выкрали. Я им травму головы (а как не крути, это травма), никогда не прощу.