Красноармеец Горшечников и «огненная вода». История 1-ая

Красноармейцы храпели на раскиданных по полу овчинах. Гарька тоже сомкнул веки. Перед глазами прыгали огненные блохи. Потом вдруг закричала женщина так пронзительно и страшно, что, казалось все внутренности застыли, а следом на замершего от ужаса Гарьку надвинулась огромная тень. Проснулся Гарька в липком поту, он лежал некоторое время, вглядываясь в темноту, потянул шинель и, стараясь не разбудить товарищей, выбрался из хаты на волю.

Было тихо и свежо, пахло дымком. Гарька взглянул на ясное небо, вытащил махорку, прикурил. И вдруг услышал за спиной щелчок. Горшечников замер.

- Три часа… Что не спишь, полуночник? Девку ищешь? - только комиссар умел ходить тихо, как смерть; за плечом будет стоять - не заметишь.

Гарька повернулся к нему. Снейп сощурил ядовитые глаза и закрыл крышку своего золотого Буре.

- Меня больше революция интересует, чем женский пол, - возразил Гарька с достоинством и едва удержался, чтобы не прибавить: «Не то, что некоторых».

- Теоретизируешь, стало быть? И каковы результаты?

- А вы не смейтесь, товарищ комиссар. Напрасно вы так ко мне относитесь.

- Как?

- Как к дитю малому! Я такой же боец, как вы. Вот товарищ Угрюмцев верно сказал: мы боремся за счастье человека, а про человека забываем.

- Это Угрюмцев о людях печётся? - комиссар хмыкнул. - Я уже заметил, какой он альтруист.

Гарька неуверенно посмотрел на Севера, соображая, похвалил он Угрюмцева или наоборот.

Оба замолчали. Сквозь ветви слабо белела луна.

- Суматоха у тебя в голове, Горшечников. О деле думай.

- Я думаю, - сказал Гарька. - Только ведь и о людях надо думать, товарищ комиссар.

- Попусту никого на смерть не гоню. А так чего о них думать? Своя голова на плечах есть.

- Сегодня есть, завтра нет.

- Каждого грудью не закроешь. Спи иди, доброхот, или вон к Лютикову загляни, он такой же - точно два попа собрались, - Север хлопнул Гарьку по плечу и ровным широким шагом ушёл со двора.

- Ещё чего! - запоздало возмутился Гарька. - Религия - опиум для народа!

«Куда это он?» - подумал он вдруг. Некстати вспомнилось о сигнальных ракетах. Гарька почесал в затылке и тихонько пошёл за комиссаром. Близко Гарька подходить не хотел, опасаясь, что комиссар его заметит.

Прошёл патруль.

Гарька нырнул за чью-то калитку, не желая, чтоб его заметили и задержали. Пока стоял, комиссар ушёл далеко вперёд. Горшечников заволновался, рванулся за ним, уже не скрываясь. Пола чёрной, темнее ночи, бурки мелькнула и скрылась в дверях разваленного снарядами дома. Гарька чуть выждал и бросился за ним.

Дверь заскрипела так, что аж зубы заныли. Горшечников вынул наган, заглянул в дом. Внутри - пусто, даже перегородок не осталось, только груды мусора, сваленные у пробитых стен. Снейп как сквозь пол провалился. В воздухе пахло серой.

- Тьфу ты, дьявол!

Гарька чуть не перекрестился, но вовремя вспомнил об опиуме для народа, а потом взгляд его наткнулся на обгоревшую спичку.

Гарька выбрался из развалин. Под ногами хрустели обломки самана и дроблёный камень. К подошве сапога прилип бумажный листок. Гарька снял его, сунул в карман - пригодится. Газет на самокрутки не хватало. Ромка раз потянулся к гарькиному сокровищу - «Собаке Баскервилей» Артура Конан Дойля, но живо получил по рукам. Книжку эту, растрёпанную и разбухшую от частого перелистывания, Гарька берёг пуще глаза.

Делать было нечего. Ругая себя за глупую подозрительность, Горшечников вернулся к своим.

В хате стоял густой дух сапог, махорки и немытых тел. Гарька пофыркал, принюхиваясь, развесил портянки на печке, рядом положил сушиться бумагу. Только заснул - объявили побудку.

* * *

Бессонная ночь давала о себе знать. Гарька потряс головой, чтобы разогнать стоявший перед глазами туман. Ромка тем временем хлопотал о завтраке: согнал курицу, квохтавшую в корзинке, присел на корточки и вынул из соломенной подстилки яйцо.

- Улизин!

Ромка с испугу обернулся вокруг себя, как волчок. Скорлупа треснула, желток потёк на штаны.

- Что ты за существо такое? - бросил комиссар на ходу. - Сколько можно крестьян щипать? И так с голоду не сдохнешь, вон - щёки наел.

- Он думает, если человека постоянно по башке долбать, человек лучше воевать будет? - рявкнул Ромка в сердцах.

- Воевать - не знаю, а яйца из-под кур таскать вдруг да перестанет, - Жорка ухмыльнулся от уха до уха, пальцем ткнул в ромкины галифе, уляпанные желтком: - Это от куриных или твои от страха лопнули?

- Не брат ты мне боле, шершень ядовитый, - Ромка плюнул на штаны и принялся оттирать пятно. - Раскричался… Его, что ли, несушка?

- Курить хочешь? - предложил Гарька.

- Бумаги нет.

- У меня есть, - Гарька вытащил из кармана вчерашний листок. - Что за чёрт?! Вчера он был чистый.

На просохшей покоробленной бумаге проступали нечеткие буквы.

- Ничего себе, - удивился Ромка, глядя на буквы, становившиеся всё чётче и темнее.

- Это написано особыми чернилами, - догадался Гарька. - Они проявляются на свету.

Бумага оказалась попорчена, и всё же парни смогли разобрать: «… Шмелёва… ликвидировать… повторяю: надлежит уничтожить любой ценой».

- Где нашёл? - деловито спросил Улизин.

Гарька рассказал.