Читаем КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме полностью

утверждает, что Россия с ее тысячелетней историей — это живой развивающийся организм, а не механизм; ее будущее органично вытекает из прошлого, а потому попытки какого-либо "механика" что-то в ней исправить или, наоборот, сломать обречены на провал. Как ни парадоксально, эта мысль полностью совпадает с той, которую более конкретно развивает герой повести Василия Гроссмана, считающий, что ужасы ленинизма и сталинизма взошли на дрожжах тысячелетнего российского рабства.

Однако, противореча Гроссману и себе, Шафаревич доказывает, что марксизм-ленинизм-сталинизм никаких корней в российской истории не имеет, что он был навязан несчастной стране "малым народом", который теперь снова хочет навязать ей нечто для нее чуждое, а, стало быть, чрезвычайно опасное.

Так что же все-таки представляет собой Россия — организм или механизм? Можно ей что-либо навязать извне или нельзя? Если нельзя, то о чем беспокоиться! А если можно, если маркси-стский тоталитаризм был в Россию привнесен с Запада, где он на практике не осуществился, то почему же не попытаться использовать позитивный, во множестве вариантов проверенный (и выдержавший проверку на практике!) опыт Запада по созданию свободного, гуманного и экономически эффективного общества!

Сколько же "фобий" должно гнездиться в душе человека, да не к какой-то горсточке евреев и интеллигентов, а к России, если он, "остро переживая принадлежность к своему народу", хочет снова отгородить его железным занавесом от лучших достижений человечества!

Особенно ярко эти "фобии" выражены в статье И. Шафаревича "Феномен эмиграции".

Автор рисует жуткую картину вселенского зла, которое всегда исходило и исходит от эмиг-рации, потому что "ее путь избирают как раз люди, менее укорененные в жизни".33 Не брежнев-ский режим, не ввод танков в Чехословакию, не репрессии против инакомыслящих, не подавление того же движения за эмиграцию отсрочили перестройку на 20 лет — в этом повинно именно движение за свободу эмиграции! И когда пере-

263

стройка началась, основная угроза для нее исходит не от сопротивляющихся ей партаппаратчиков, не от коррумпированной номенклатуры, не от поднявшей голову черной сотни, а — опять же — от эмигрантов. При этом само понятие "эмигрант" автор статьи толкует весьма широко:

"Существует "эмигрантское отношение к жизни", которое может окончиться, а может и не окончиться отьездом".34

Так можно записать в эмигранты любого человека, который сказал или написал что-то не угодное Шафаревичу. Это он и делает.

"Существует распространенный прием, который, вероятно, многие могли наблюдать, когда сплочен-ная группа, "мафия", захватывает руководство в какой-то сфере жизни. Интересного для них человека они "проверяют", "прощупывают", заставляя сделать нечто для него неприятное. Если он покорится, значит его можно сгибать дальше, можно и совсем подчинить, в противном случае — надо повременить: он еще не созрел. Таким проверкам подвергаются, в событиях большого масштаба, целые социальные слои и народы".35

Любопытное рассуждение, но что же конкретно имеет в виду автор, в чем состоит "проверка" русского народа эмигрантской "мафией"? Оказывается, в публикации журналом "Октябрь" отрыв-ка из книги Андрея Синявского "Прогулки с Пушкиным"! Заметьте: не сама книга (она может кому-то нравиться, а кому-то активно не нравиться), а именно факт ее публикации в советском журнале, так что главный диверсант тут даже не эмигрант Синявский, а главный редактор "Октября" Анатолий Ананьев.

"Как надо было бы наиболее эффективно "проверить" русских? Кощунство, оскорбление православия? — но теперь это было бы болезненно лишь для меньшинства. Еще раз испачкать грязью русскую историю? — но это мы уже переносим спокойно. А вот, пожалуй. Пушкин — это то, что ближе большинству русских, укол в это место почувствуют большинство их... Вот одной из проверок жизненности нашего народа, его способности дать отпор и является эта публикация".36

264

Какой же отпор надо дать этой "русофобской" диверсии? Забыв собственные концепции о русской самобытности, Шафаревич за ответом обращается к чужому опыту.

"Недавно аналогичная ситуация прогремела по всему свету. Знаменитые "Сатанинские стихи" Сальма-на Рушди — это, по-видимому, нечто вроде исламского варианта "Прогулок с Пушкиным". И надо сказать, что исламский мир своей реакцией на это прощупывание еще раз доказал свою большую жизненную силу, а тем самым, вероятно, заметно ослабил давление, которому мог бы подвергнуться в ближайшее время... Реальным ответом были грандиозные демонстрации, то, что в столкновениях с полицией сотни людей отдали свои жизни, и в результате удалось добиться запрета книги во многих странах".37

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное