Читаем КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме полностью

Комментарии были излишни. Я лишь заметил, что картины воспроизведены полностью: это не фрагменты, вырванные из контекста, которые могут быть неправильно истолкованы.

Затем я задал два вопроса Станиславу Куняеву, явному лидеру группы. Я предупредил, что не могу показать всю его роскошную шевелюру, поэтому вынужден остановиться только на двух волосках. Я процитировал известное читателю высказывание Станислава Куняева о "Протоколах сионских мудрецов". Поскольку "Протоколы" были напечатаны в начале века для того, чтобы доказать, что существует еврейский заговор против человечества, что евреи хотят всех сделать своими рабами, захватить власть над миром, то я спросил: какие исторические факты, по мнению Куняева, указывают на то, что еврейский заговор действительно осуществился?

287

Второй вопрос касался поэтического творчества Куняева, точнее, одного его стихотворения, под названием "Эфир безумствует...". Стихотворение было написано в 1975 году, в "застойную", как теперь говорят, пору. Весь его пафос был направлен против гласности, и без того практически отсутствовавшей. Единственным независимым источником информации в то время были иностра-нные радиоголоса. Их и атаковал Станистав Куняев.

"Какой-то тип вещает мне / с акцентом в каждой вещей фразе / всю правду о моей стране, / как будто я живу на Марсе, — / возмущался поэт, и продолжал. — / И я задумываюсь сам, / почти что в голос завывая: / всем этим мертвым голосам / зачем душа моя живая?"

Не в силах перенести "типа с акцентом", поэт взывает к тени изобретателей радио, Попова и Маркони, но в этом месте его стихи двоятся:

О чем заботился Попов, О чем заботился Попов,

когда ночей не спал Маркони — когда ночей не спал Маркони

— не о смутьянах в Лиссабоне, не о злодеях в Лиссабоне,

не о фашистах в Пентагоне, — не о евреях в Пентагоне, —

о судьбах бедных моряков.26 о судьбах бедных моряков.27

Зачитав оба варианта, я задал вопрос:

"В каком из этих двух вариантов было вмешательство цензуры? Поскольку цензура очень мешает работать советским писателям, то я хочу знать, что на что заставили поменять господина Куняева — фашистов на евреев или евреев на фашистов?"

Не отвечая по существу, Куняев попытался парировать встречным вопросом.

— Это не вы автор статьи "Десант советских нацистов в Вашингтоне"? — он поднял со стола ксерокопию моей статьи из "Панорамы". — Это вы, да? Значит в ответ на мое "фашисты в Пентагоне" вы пишете "нацисты в Вашингтоне"? Да? Ну, хорошо.

288

— Я вас называю нацистами, потому что вы — нацисты, а вы нас называете фашистами, потому что мы — евреи. В этом разница, — сказал я.

Конечно, я задал свои вопросы не для того, чтобы получить ответы. Что мне до того, вмешивалась ли цензура в поэтическую кухню Куняева, или он по собственному побуждению совершенствовал свои вирши в натужных поисках внешних и внутренних рифм. Я лишь хотел показать, что человек, выставляющий себя сторонником национального возрождения России, готов на любую гнусность, чтобы возбудить в своих читателях расовую ненависть. Кстати замечу, что нацистами, расистами, фашистами Куняева и его сторонников давно уже называют многие органы советской печати. Я лишь повторил то, что до меня писали другие.

Дальнейший пространный ответ Куняева я приводить не буду. Желающие познакомиться с ним, могут найти в "Новом русском слове"28 почти стенографический отчет о семинаре. Кстати, из отчета видно, что участники встречи не ответили прямо ни на один вопрос. Хотя изворачивались и лгали умело. Так, по поводу репродукций из "Молодой гвардии", Павел Горелов сказал:

— Я хочу подчеркнуть (в связи с некоторыми посматриваниями на меня), что никакого отношения к журналу "Молодая гвардия" я не имею. Что касается главного редактора журнала "Молодая гвардия", то это номенклатура ЦК КПСС. Это совершенно пещерный человек, отличаю-щийся дремучим невежеством, основной принцип которого остался тем же с 1917 года: булыжник — оружие пролетариата. Таким образом, он очень выгоден тем, у кого в руках давным-давно не булыжники. Что касается комсомола, под крышей которого якобы существует этот журнал, то есть решение о снятии его (очевидно, решение комсомола о снятии главного редактора — С. Р.) с поста главного редактора, которое в течение полутора лет не могут выполнить.

Эти слова были встречены весьма одобрительно, что и понятно: оратор решительно отмеже-вался от антисемитского журнала, назвал главного редактора пещерным человеком, и даже в ЦК партии не побоялся кинуть камешек. Между тем, напрашивался

289

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное