Читаем КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме полностью

— Когда мы сошли со станции, от нас отсекли основную массу людей, порядка ста человек, и на нас, 15 активистов, обрушился отряд в 50-60 милиционеров. Были задержаны я, гвардии полковник в отставке Левшов, и еще один наш товарищ, патриот Анкудинов. Нам инкриминиро-вали организацию митинга и демонстрации. На самом деле у нас в программе этого не было. Мы шли почтить память священного места, где уже стоял памятник. Причем, об этом было заявлено год назад. И люди не собирались ждать соизволения: разрешат им или не разрешат. Ехали из Ярославля, Ростова, Новосибирска, и они не знали, есть разрешение, или нет. Мы не претендовали на митинг. Мы проводили празднование. Должны были придти, поклониться этому месту, ораторы сказали бы слово памяти. И мы думали посадить священную рощу, дубраву, мы несли дубки для посадки под Радонежем, у святого источника. И вот мы встретили кордоны милиции с собаками. На огородах Радонежа были установлены водометные машины. Вот так решили встретить патриотов, исповедующих святое для Отечества. Когда нас отсекли от основной массы людей, Евгений Михайлович Левшов попросил у меня знамя. Говорит: "Игорь, мы же идем на воскресник по сути дела, сажать дубки. Нет ли у тебя знамени?" Я дал ему красный флаг. Он сказал, что красное знамя будет лучшим пропуском к Радонежу, потому что красное знамя для единения народа против ордынских захватчиков было введено Сергием Радонежским.

Милиция потребовала сдать знамя. Левшов сказал, что красное знамя устанавливал над рейхстагом, и не отдаст его. У него стали вырывать знамя, сломали древко, разорвали полотнище. Его схватили, потащили к автобусу. Он закричал: "Игорь, держись! Это контрреволюция!" Я предложил товарищам то, что было возможно и разумно в этой ситуации: опуститься на колени и коленопреклоненно просить их пропустить нас на Радонеж и освободить гвардии полковника Левшова, не надругаться над его сединами.

Мы опустились на колени, но сотрудники милиции слышали мое заявление, и майор МВД Шаров скомандовал: "Этот самый главный, взять его!" На меня набросилось несколько человек, заломили руки и поволокли к фургону. Наш товарищ Анкудинов

164

первый вскочил с земли и сказал: "Русская земля! Как же ты можешь терпеть такое зло!" Тут же последовал приказ: "Хорошо говорит, взять и этого!" Когда меня уже волокли к автобусу, я сделал знак ребятам, чтобы они не сопротивлялись. Они встали, отошли, а весь автобус набился милици-ей, и нас повезли в сторону Хотькова, где учинили трехчасовой допрос.

Те, кто все же смог пройти на Радонеж — таких было человек двести, — решили не расходи-ться до тех пор, пока нас освободят, и стояли там целый день под дождем. Их уверяли, что мы давно уже дома, в Москве. Но они этому не верили, и разошлись только в пять часов, когда дальнейшее стояние стало бессмысленным. А перед этим постановили собраться через три дня, в день рождества Пресвятой Богородицы, в Старом Симонове, у мемориала героев Куликовской битвы Осляби и Пересвета.

Однако остроту конфронтации "Памяти" с властями не следует преувеличивать. Арест Сычева и двух его товарищей был вызван, по-видимому, недоразумением. Незадолго до их поездки в Радонеж был принят Указ о порядке проведения митингов и демонстраций, по которому на подобные мероприятия надо заранее испрашивать разрешения. Таковым Сычев не запасся.

Через несколько дней, в Старом Симонове, уже все прошло гладко. По словам Сычева, "Па-мять" провела "активный" митинг, взяв "реванш за неудачу, которую она потерпела в Радонеже".

— Мы думали, что с принятием Указа будет положен конец нашим патриотическим выступ-лениям на улицах и площадях, — говорит Сычев, — но этого не случилось, потому что мы стоим на позициях патриотов, исповедующих все то, что должно быть свято. За полтора года проведено около шестидесяти "активных действий". Вот некоторые из них, как они значатся в аннотирован-ном списке, копию которого передал мне Игорь Сычев (характер и стилистику пояснений полностью сохраняю).

Массовые мероприятия, проведенные патриотической общественностью на улицах и площадях города Москвы за 1987 год. В год 1125-летия Российской государственности и 70-летия Октябрьской революции.

165

"29 ноября. 300 лет Российской гвардии. Манифестация в защиту Лефортова с требованием статуса историко-архитектурной заповедной зоны. Митинг у входа на Введенское (бывшее Немецкое) кладбище. 500 человек. Шествие к военному госпиталю, Вдовьим домам, Госпитальной площади. Заключительный митинг на Введенском кладбище у Братской могилы советских воинов. Пожелание создания памятника Петру Великому в Москве на Госпитальной площади".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное