КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме

"Кстати говоря, — язвит критик, насколько шире в данном вопросе Анатолий Рыбаков! В его "Детях Арбата" буквально клокочет интернационализм. Это видно даже из простого перечня персонажей, так или иначе фигурирующих в романе: грузин Сталин и еврей Троцкий, латыш Рутзутак и еврей Зиновьев, опять грузин Ломинадзе и еврей Каганович, русский Будягин и еврей Рязанов, латыш Янсон и еврей Столпер, украинец Криворучко и еврей Соловейчик, эстонец Арво и еврей Липман, азербайджанец Шамси и еврей Либерман, армянин Азизян и еврей Лившиц, полька Глинская и еврейка Роза Полужан, армянка Ашхен Степановна и еврейка Софья Александ-ровна, татарка Зида и еврейка Фрида, "человек неясной националь-ности" Чер и человек вполне ясной национальности Шапиро, еврей Сольц, "похожий на Эммануила Ласкера", тоже еврея, и т. д. Какое богатство! Какое разнообразие! Какой явный интернационализм!"26

Это сказано не один на один, не по телефону. Это — публично, тиражом в несколько сот тысяч экземпляров. Так издевается над целым народом самый талантливый погромщик в современной советской литературе.

Почему — над народом? Да потому, что дело тут не в Рыбакове и его книге. Насколько мало интересует Бушина истинное содержание романа, видно из того, что наряду с перечисленными им партийными лидерами в нем проходят и Киров, и Орджоникидзе, и Жданов, и Бухарин и многие другие. Киров, к примеру, одна из ключевых фигур, тогда как Каганович упоминается мимоходом, и в крайне негативном контексте. Не гово-

235

рю уже о главных героях повествования, самих "детях Арбата" Саша Понкратов, Лена Будягина, Нина и Варя Ивановы, Юра Шарок, да и многие другие персонажи, чьи судьбы в центре внимания автора, Бушиным не упомянуты. А ведь все они русские! Да и из чего критик заключил, что Софья Александровна и ее брат Марк Рязанов — евреи? Никакими специфически еврейскими чертами автор их не наделил, фамилия у них русская. Неужели столь глубокий вывод критиком сделан только из того, что евангельское имя Марк в России чаще встречается у евреев, нежели у русских?

Как видим, в "национальном пристрастии" критик изобличает не Рыбакова и не Шатрова, а самого себя. Это пристрастие эсэсовца. Селекция проведена, как при перекличке только что захваченных пленных, евреи — три шага вперед!

И выходили из строя. А тех, кто мешкал, нередко выталкивали их же товарищи. Вот это и проделывает Бушин с произведениями авторов "вполне определенной национальности". Вывола-кивает за шиворот из общего строя, чтобы расстрелять в ближайшем овраге. То же проделывают и идеологи общества "Память" на их митингах, вслед за зажигательной речью о сионистском заго-воре против России, нередко выходит к микрофону бледнолиций юноша, и медленно разворачивая свернутый в рулон лист бумаги, минут двадцать зачитывает список тех, кто повинен в убийстве "миллионов русских людей". В списке, понятно, только еврейские фамилии.

От Троцкого до Сарры Владимировны

Щедрость "Нашего современника" на антисемитские публикации безранична. В том же номере журнала публикуется роман "Крамола" Сергея Алексеева (Федь называет автора молодым писателем и отзывается о нем с большой похвалой). Действие романа происходит в годы граждан-ской войны. Без всякой связи с развитием сюжета в романе вдруг появляется Троцкий.

236

"— Что вы должны были сделать с пленными? — спросил Троцкий, не отрываясь от записей.

— Найти подводы или лыжи. И вывести их из тайги, — размеренно сказал Андрей и расслабился.

— Где? — Троцкий впервые глянул на него — Где бы вы нашли подводы и лыжи? Заняли у бандитов?

— Нужно было искать, — ответил Андрей — Или срубить полозья с нарт.

— Нужно было расстрелять немедленно! — крикнул Троцкий и бросил на стол блокнот. — А не ждать сутки, когда бандиты по всем законам войны стали пленными! Это вы их сделали пленными! — Он снял телефонную трубку, подержал, затем бросил на рычаг.

— Идите!"27

Такая вот живая иллюстрация к тезису о "фанатиках массовых убийств".