Красногрудая птица снегирь

Вадим перешел к ее столу, когда Олины соседи, разделавшись со своим легким обедом, стали нахлобучивать береты и шляпы.

— Какими судьбами? — спросила она.

Он ответил. Оля кивнула и произнесла безразличное «а-а». К столику вот-вот могли подойти другие посетители, и Вадим спросил в упор:

— Что с тобой?

— То есть?

— Брось! Что я, не вижу, что ли?

Новые соседи уже ставили на стол тарелки и стаканы. Где поговорить?.. На улице? Прохожие за окном пробегали, втянув головы в поднятые воротники, наклонив зонты, по которым хлестали дождь и ветер. Вадим огляделся и увидел в глубине зала, в коридорчике, неприметную, примыкающую к стене лестницу, а под ней раздевалку.

— Тут что, еще есть зал?

— Да, кафе. Здесь кафетерий.

— Поднимемся?

Оля заколебалась.

— Пойдем! Расскажешь… Там, наверху, наверно, посвободнее… Ну, Оля!

Глаза ее разом вспухли от навернувшихся слез. Она нагнула голову:

— Да, да, пойдем.

…Вскоре истекло обеденное время, кафе опустело, они остались за столиком вдвоем, и Оля смогла выговориться.

В Старомежске сначала все складывалось вроде бы обнадеживающе. Место в кордебалете ей предложили после первого же просмотра. Оля отказалась. Кордебалет — это ей предлагали и прежде, другие театры. Но всегда видеть перед собой счастливцев солистов, мучиться каждодневной завистью: они творят, а ты — лишь обрамление, ты — лишь багет по краям картины — не-ет! Лучше в самодеятельности, но на первых ролях… Она уже не сомневалась, что врачи написали заключение под диктовку матери, потому что чувствовала себя хорошо, и, давая волю воображению, предвкушала, как сообщит матери и Галине Ивановне, что принята в Театр оперы и балета солисткой… Но в театре тянули с ответом. Наступил момент, когда ей пришлось жить от продажи вещей — в институте ее лишили стипендии из-за «хвостов» и двоек.

Здесь, в «Арфе», она познакомилась с тремя ребятами и одной девушкой, которые назвались артистами хора оперы. В «Арфе» вообще частенько обреталась артистическая молодежь, студенты музыкального училища и училища культпросветработы.

Новые знакомые заверили: если театр откажет, они призовут на помощь их приятеля Борьку. Тот поговорит со своей теткой, а она ни много ни мало балетмейстер в театре и к тому же в племяннике не чает души. Это было с неделю назад, а спустя четыре дня Оля получила официальное уведомление: «Вакансия закрывается, так как театру предложено принять выпускницу хореографического училища из…» Оля ринулась в «Арфу». Друзья, в свою очередь, без промедления ринулись искать Борьку. Вечером состоялось знакомство. Борька, красавец парень, обаятельный, милый, сказал: «И все-таки нужен презент: тетушка не без слабостей. О времена, о нравы!.. Какая-нибудь дамская вещица рублей на двести — двести пятьдесят». Оля собрала в долг у однокурсниц по пятерке, по десятке и купила золотые часы-кулон… Борька и Оля подошли к теткиному дому вечером. «Жди, я позову», — сказал он. Она прождала до полуночи. Борька не вышел.

«Артисты хора» и не думали скрываться. «Ах, какой подлец! Ну, мы ему устроим!» — и хохотали.

Она не видит смысла выяснять, кто они такие, но сегодня пришла в «Арфу», надеясь, что появится Борька.

— Допустим, он бы появился, — сказал Вадим. — И что?

— Да я уж понимаю — глупо.

Она закурила.

— Зачем ты это? — упрекнул он. — Разве тебе можно?

— Как-то легче становится. Я немного.

— Не на-адо! Бро-ось!

— А!..

— Ты… ты покажи мне его.

— Дежурить тут каждый день?

— И все-таки… если встретишь…

— Побегу за тобой?

— Ладно, хоть «артистов» этих покажи.

— Не выдумывай! Трое парней. А может, и больше.

— Ничего-о, сориентируюсь. В крайнем случае тоже не один на беседу приду.

Вечером Вадим принес ей в общежитие триста рублей: рассчитаться с однокурсницами и на жизнь.

— Бери, бери! Верне-ешь… Не торопись, у меня есть на книжке. — Улыбнулся ободряюще: — Будем встречаться, ладно?

И вдруг она увидела на афишах Старомежского театра оперы и балета фамилию Виригина. Оказалось, он в труппе с начала сезона, но заболел, долго не выступал.

Счастливый знак судьбы? Ведь нужно же, чтобы Виригин переехал жить именно в Старомежск! Виригин — имя. Правда, певец. Ах, если бы он был премьер балета! Но все равно он может помочь. Наверно, в театре ни с кем так не считаются, как с ним. Стоит ему захотеть, стоит сказать в дирекции слово… Надо только упросить его. Доказать, убедить. Наконец, вымолить обещание помочь. Он уступит. Человек же он! Должен же кто-то быть человеком!

Оля узнала, что он временно живет в гостинице, один, и решила ждать его там после спектакля. Она не задумывалась, будет ли предпринимать еще что-то, если не поможет и он. Оставит ли наконец надежду? Не видела надобности смотреть далеко вперед. Все мысли были заняты только Виригиным. Значимость встречи с ним возрастала для нее с каждым днем и часом. Шанс, какого еще не было. Верный или почти верный шанс! Кто знает, может, последний.