Но я не особенно думаю об этих частицах. Я думаю о своем собственном наборе частиц — белой картонной коробочке, которую я более двадцати двух лет возила с собой из города в город, из квартиры в квартиру, из ящика стола в ящик стола. В этой коробочке лежали девять частичек тела моего отца и немного белого костного порошка. Мы с матерью и сестрой развеяли его прах над рекой в горах Сьерра-Невада в 1984 году. Но я приберегла себе горсточку и не разжимала кулак, пока мы не доехали до дома. Я положила останки в белую коробочку, перетянула ее резинкой и подписала «Папино кольцо из старших классов», чтобы сбить со следа потенциальных воришек. У меня на этот прах были большие планы, о которых никто не должен был знать. До которых никто не смог бы и додуматься. Только я еще не знала, какие. Спустя годы, когда я набрела на сюжет «Парка Юрского периода» — ученые находят способ воссоздать динозавров по ДНК, и вот динозавры вновь рыскают по планете — меня осенило:
Прах на деле, однако, не совсем прах. Это скорее кусочки. Некоторые из них выглядят так, как я себе и представляла останки, — красивые бело-лунные осколки кости, похожие на обломанные и обкатанные морем ракушки. Но остальные просто странные. Губчатый светло-бежевый обломок, который мог бы сойти за камешек с Марса. Кусочек пористой темно-коричневой массы размером со стирательную резинку. И самые странные — два кусочка пористой белой кости, слепленные чем-то, что выглядит как засохший ярко-желтый клей.
Я помню, как спрашивала мать об этих ярко-желтых вкраплениях вскоре после того, как мы развеяли его прах. У нее не было объяснения, но она бойко выдвинула догадку:
Этот образ привел меня в замешательство. Я возвращалась к нему уже дома, сидя одна в своей подвальной комнате и вертя в руках коробочку с прахом, точнее с кусочками. Я представляла, как отца отправляют в дровяную печь, будто пиццу, как его крепкое загорелое тело мерцает в огне, полностью обнаженное, не считая очков. Я всё еще вижу этот образ. И коробочка лежит прямо передо мной.
На путях
Один мой бывший бойфренд из далекого прошлого недавно переехал в Энн-Арбор, и как-то вечером после заседания суда мы с матерью отправляемся в гости к нему и его семье. Они недавно купили в городе симпатичный домик. Его жена занимается исследованиями в области гинекологической хирургии в Мичиганском университете, и у них двое детей: не по годам развитый четырехлетка Макс и очаровательная малышка Тилли. Мы болтаем в детской, глядя как Тилли ползает на животике по ковру, проталкивая себя вперед, как тюлень, а Макс мастерски справляется со строительством моста в довольно сложной на вид компьютерной игре. Моя мать присоединилась ко мне потому, что они с этим бывшим неплохо ладили и даже какое-то время сохраняли контакт после того, как мы разошлись. Пока я слушаю их разговор и смотрю, как она водружает его счастливого слюнявого младенца себе на бедро, у меня возникает чувство, будто я наблюдаю неловкое воссоединение скорее их двоих, чем свое с ним.
Мы немного рассказываем им о суде, и его жене приходится несколько раз напоминать нам произносить по буквам такие слова, как У-Б-И-Й-С-Т-В-О и И-З-Н-А-С-И-Л-О-В-А-Н-И-Е, чтобы Макс их не понял. Сложно не чувствовать себя гонцами, приносящими дурные вести.
Но вот дети уже в пижамах, и мы вдвоем с бывшим решаем отколоться от всех и обменяться новостями в баре. Не догадываясь, как много у нас окажется тем для разговора, я сообщаю матери, что, скорее всего, вернусь непоздно.
В баре он не устает повторять, какое поразительное совпадение, что он только сюда переехал, а я здесь на заседаниях по делу об убийстве. Учитывая множество совпадений, связанных с этим делом, это можно назвать натяжкой. Я просто рада его видеть. В итоге мы довольно много выпиваем и засиживаемся допоздна.