– Я бы с удовольствием весь день пахала на работе, – говорит жена и, вслушиваясь в собственные слова, спрашивает себя, правда ли это.
– Так найди себе работу. Тебе же никто не мешает. Или возвращайся на юридический.
– Если бы все было так просто.
– А мне кажется, все просто, – он стирает бумажным полотенцем прозрачные розовые волокна курятины с деревянной доски. – Сьюзен, ну правда ведь. У нас все не так уж и плохо. Ну да, что-то можно подправить. Но я не собираюсь переться за сто сорок километров, чтобы поговорить о том, что я должен тебе на день рождения покупать подарки поинтереснее.
«А ты вообще их покупаешь?»
– А с детьми как? Они что-то чувствуют… Бекс спрашивает…
– С детьми все в порядке.
Жена медленно делает вдох.
– Ты хочешь сказать, если у нас улучшатся отношения, им от этого пользы никакой не будет?
– Интересно, а какая мне польза будет – тебе начхать. Тот подонок промыл матери мозги, она всегда во всем винила меня. А я, по сути, был еще ребенком.
– Знаю, ты не виноват, что он от вас ушел, но…
– Тому психотерапевту плевать было, почему я его ударил. Он сказал: «Это не имеет значения». Да неужели?
– Ты сломал отцу нос.
– Он со мной обходился гораздо хуже. К этому я и веду. В этом вся суть психотерапии и так называемого анализа – ты должен почувствовать себя собачьим дерьмом. И я должен платить две сотни баксов в час, чтобы почувствовать себя собачьим дерьмом?
– Миссис Корсмо? – тихо зовет кто-то из прихожей.
– Да?
– Простите, что беспокою, но Джон поцарапал Бекс руку, и она очень расстроилась, – это Мэтти.
– До крови? – громко спрашивает жена.
– Нет, но…
– Тогда пожалуйста, разберись с этим сама.
Взволнованная Мэтти появляется на пороге кухни.
– Бекс просит вас.
– Обойдется. Скажи ей, что я попозже зайду посмотрю.
– Я схожу, – говорит Дидье. – Когда таймер зазвонит, вытащи курицу.
– Но мы не договорили.
Дидье идет следом за Мэтти к лестнице.
Жена ставит грязную разделочную доску в посудомойку. Убирает оливки со столешницы. Сметает крупинки соли в ладонь.
Моет руки.
Выключает таймер, но не саму духовку.
Зажигает конфорку на плите на полную мощность.
Достает прихваткой куриную грудку из духовки и кладет ее на конфорку, прямо на открытый огонь. Мясо шипит, скворчит, горит, вся грудка объята синим пламенем.
Пузырится, чернеет.
Обугливается.
Маленькая, обожженная дочерна зверушка.
Жизнеописательница
В «Прекрасном корабле» полно учителей: за это следует поблагодарить федеральное постановление, из-за которого в общеобразовательных школах теперь пишут в два раза больше проверочных тестов. Сегодня следить за экзаменами осталась только половина педсостава.
Официантка с обесцвеченными волосами разливает воду в стаканы и говорит:
– Я к вам подойду через минутку.
На щеке у нее волосатая родинка.
Дидье снимает что-то с воротника жизнеописательницы.
– Ты на завтрак ела овсяные хлопья.
Она отталкивает его руку. Дидье пинает ее под столом. При Сьюзен жизнеописательница старается его не касаться. А то Сьюзен еще подумает: «Она что, положила глаз на моего мужа?» – а жизнеописательница не положила, а даже если б положила, тогда уж точно не надо светиться. Однажды Сьюзен рассказала ей, что учительница музыки на летнем пикнике флиртовала с Дидье и изо всех сил крутила перед ним своей тощей задницей, а Бекс, которая как раз рисовала за кухонным столом, спросила:
– А задница у нее при этом не отвалилась?
И Сьюзен сказала:
– Хоть бы раз в жизни тебя было не видно и не слышно.
Жизнеописательнице тогда стало приятно, что и Сьюзен иногда бывает плохой матерью.
– Как там твоя эпопея поживает – квест одинокой храброй дамы? – спрашивает Пит.
– Почти всё.
– Да уж, – он обмахивается пластиковой сервировочной салфеткой. – Каждому нужно достойное хобби.
– Это никакое не хобби.
– Вы видели, какая у нее бородавка? – удивляется Дидье. – Волосины сантиметров по пять как минимум.
– Конечно, хобби, – не унимается Пит. – Ты этим занимаешься по выходным и в отпуске. Ради удовольствия, но не ради денег.