Красные часы

Эш с ней не пошла. Если их поймают, то полиция может принять ее за подельницу, Эш предъявят соучастие в убийстве, а ей уже шестнадцать, в шестнадцать тебя судят как взрослую.

Дочь все понимает. Но вот Ясмин пошла бы с ней.

Она выходит к домику – это маленькая квадратная хижина, сложенная из бревен, в окнах свет, из трубы идет дым. Сестра Эш сказала, что там должны быть курицы и козы – надо проверить, тот ли дом, а то нарвешься еще на какого-нибудь насильника. Хотя у насильника тоже могут быть козы и курицы. Есть что-то вроде курятника, но птиц не видно. Может, спят? И маленький сарай, дочь подходит ближе, заглядывает внутрь: две козы – черная и серая. Зрачки у них как у роботов.

– Тише, тише, – говорит дочь, хотя они и так не издают ни звука.

Дым из трубы, освещенные окна – ведьма дома, тогда чего ради терять тут время с козами? А если ведьма рассердится, что дочь явилась без спросу, если у нее ружье? Когда нарушитель проникает на частную территорию, по закону его можно пристрелить.

Дочь поднимается на крыльцо, медленно вдыхая и выдыхая, как учила мама на соревнованиях по гимнастике (потом дочь слишком сильно вытянулась и уже не могла заниматься).

Мама бы все поняла гораздо лучше папы.

Но дочь им никогда не скажет.

Тук-тук.

Дверь открывает женщина, вовсе не старая. Даже в чем-то красивая. Большие зеленые глаза, темные волосы кольцами обрамляют бледное лицо. На шее – бархатная лента, сама она одета в платье из грубой ткани, больше всего напоминающее мешок. Что-то среднее между викторианской проституткой и кроманьонкой. Это вообще ведьма?

Женщина хмуро разглядывает дочь.

– Здравствуйте, – говорит та.

Может, это служанка ведьмы или ее младшая сестра?

– Ты! – женщина обхватывает себя руками за плечи и начинает почесываться. Ногти шуршат по грубой ткани.

– Простите, что побеспокоила, но мне нужно… Я не знаю, вы ведь… Джин Персиваль?

– А что? – женщина смотрит искоса. Взгляд у нее скорее звериный.

– Мне нужна гинекологическая помощь.

– Как ты сюда попала?

– Мне про вас Клементина рассказала.

– Клементина, – теперь женщина и хмурится, и улыбается – как будто лицо не знает, что ему делать.

– Она просила вам передать, что бородавка сошла.

– Хорошо, – женщина отступает на шаг, пропуская дочь в дом. В комнате тепло, пахнет деревом, с балок свисают белые фонарики, на полках теснятся стеклянные банки, бутылочки и книги. Старомодная печка. Котла нет.

– Я Мэтти… Матильда.

– Меня зовут Джин Персиваль.

– Приятно познакомиться.

В горле у ведьмы что-то протяжно булькает. Ее кустистые брови дергаются. Может, она и правда сумасшедшая.

– Садись.

– Спасибо, – дочь садится на стул.

– Чем тебе помочь?

– Мне нужны специальные травы, чтобы прервать беременность.

– Ты беременна, но ребенка не хочешь?

Дочь кивает. Джин Персиваль прижимает руку ко лбу, как будто загораживаясь от света. Отрывисто смеется.

– Я не подсадная утка, – говорит Мэтти. – За мной никто не следил.

Во всяком случае, она никого не заметила.

– Сколько тебе лет?

– Скоро будет шестнадцать.

– Когда у тебя день рождения?

– В феврале.

– Когда именно?

– Пятнадцатого. Я Водолей.

Джин, запустив пальцы в волосы, меряет шагами комнатушку.

– Пятнадцатое-ноль-второе. Тебе скоро шестнадцать.

– Вы же не… – дочь кашляет, пытаясь скрыть волнение. – Если аборт делают несовершеннолетней, можно получить больший срок?

Джин останавливается. Опускает руки.

– Это не имеет отношения к делу. Тебе воды налить?

– Нет, спасибо. Простите, что заранее не предупредила, что приду.

– Сколько недель?

– Я не совсем уверена, но вроде одиннадцать или двенадцать. Месячные должны были начаться где-то в середине сентября или около того.

– Значит, четырнадцатая неделя. Конец первого триместра. Нужно еще две недели накинуть до зачатия.

– Но у меня еще осталось время?

Какие же у нее брови. Две бешеные коричневые гусеницы. Она живет одна и, наверное, никто ей не говорил, что у нее с бровями творится. В домике зеркал нет.

– Если моим способом? Очень мало, но осталось. Ты уверена, что этого хочешь?

«Что, если бы твоя биологическая мать решила сделать аборт?»

– А будет очень… – дочь смотрит на голые доски на полу. – Очень больно?

– Не очень. Тебе придется выпить мерзкий на вкус чай, потом пойдет кровь. Нужно будет по крайней мере один день дома посидеть. Лучше два. Твои… твои родители знают?

«Подумай обо мне и твоей маме, сколько мы прождали».

Дочь качает головой.

– Но я пойду к подруге… Ой! Привет! – к ней на колени запрыгивает серый зверь, мурлычущий громко, как аккордеон.

– Это Душегуб.

– Привет, Душегуб, – дочь вообще-то котов терпеть не может, но этому коту хорошо бы понравиться – и чтоб ведьма это заметила. – Маленький такой, ласковый.

– Он совсем не ласковый. Ложись на кровать. Мне нужно тебя осмотреть. Джинсы снимай, трусы тоже, – Джин идет к раковине помыть руки.

Дочь раздевается. На этой кровати, видимо, сама ведьма и спит – ни чистого полотенца, ни простыни не дали. Коричневое одеяло сплошь в кошачьей шерсти.

– Ложись на спину, – приказывает Джин и встает на колени.