Красные часы

– Как делишки, мисс Куорлс? – пограничник ставит ногу в тяжелом черном ботинке на стул. Его ширинка как раз на уровне ее глаз.

Дочь пожимает плечами, ей так страшно, что вежливый ответ придумать не получается.

– Так вы едете к нам на север на каникулы? Развлекаться?

Она кивает.

– Знаете, народ у нас дружелюбный, но нам не нравится, когда нам врут.

– Но я не…

– У вас очень-очень выразительное лицо. На нем все написано большими буквами.

От страха по рукам бегут мурашки, стискивает в груди.

– У некоторых по лицу ничего не прочтешь. Попадаются иногда крепкие орешки. Вам, мисс Куорлс, до них далеко, хоть вы и храбритесь. Однако… – он убирает ботинок со стула и громко топает им об пол. – Я не буду вас арестовывать.

– Не будете?

– У меня две дочки вашего возраста. Скажем так, тут я небеспристрастен.

– Это… Ого. Спасибо вам.

– Но вам придется уехать домой. Через три с половиной часа здесь будет автобус, который направляется в США. Я лично прослежу, чтобы вы на него сели. Если у вас нет обратного билета, заплатите водителю.

Домой?! В горле разверзается мягкая серая дыра.

– Ваше фото и копия вашего водительского удостоверения будут высланы на все пограничные пропускные пункты, так что даже не думайте пытаться снова.

Пока еще по ней не видно (шарф, свободный свитер), но живот уже слегка выпирает. Скоро будет слишком поздно.

– Я хочу, чтобы вы сделали выводы. Не повторяйте своих ошибок. Я дочкам всегда говорю: забесплатно молока ни-ни.

– Что, простите?

– Знаете, поговорка такая есть: «Зачем жениться и коровенку покупать, когда молочка и так забесплатно нальют».

В зале ожидания прохладно, дочь покупает в автомате арахис в шоколаде и съедает его.

Дважды звонила мама – спросить про конференцию. Дочь слушает сообщения на автоответчике («Котик, я так тобой горжусь!»), и у нее начинает хлюпать в носу.

Обычно ей очень стыдно из-за того, что ей стыдно, когда в магазине их с мамой спрашивают: «Ну что, вы с бабушкой нашли, что искали?»

Это худший день в ее жизни.

Даже хуже, чем когда папа по ошибке принял представительницу законодательного собрания Орегона за водительницу школьного автобуса.

Может, это знак? Дважды она пыталась. Может, нужно его оставить. Пропустить математическую академию, просто выпихнуть из себя сгусток и отдать его какой-нибудь добросердечной пожилой паре. Все по закону. Безопасно. «Подумай только обо всех тех семьях с приемными детьми, которых просто бы не было!»

Пропустить математическую академию, выпихнуть из себя сгусток, уйти из школы. Закончить выпускной класс удаленно. А мама поможет его мыть, одевать и кормить. Когда дочь пытается представить себя матерью, перед глазами встают деревья за футбольным полем, безликие качающиеся на ветру деревья.

Она не хочет пропускать математическую академию.

(У нее гораздо лучше с матанализом, чем у этой готической дуры Нури.)

Не хочет выпихивать сгусток.

Не хочет гадать, а гадать придется.

И ребенку тоже: «Почему меня не оставили?»

Была ли мама слишком молодая? Слишком старая? Горячая голова? Холодная голова?

Не хочет, чтобы он гадал, не хочет гадать сама.

«Ты моя?»

Не хочет волноваться, что в один прекрасный день ее найдут.

«Только о себе и думаешь».

Но она у себя есть, почему же нельзя о себе думать?

* * *

«Орей» проведет в ледяной ловушке еще семь месяцев.

Жена

Спасибо миссис Костелло за то, что приехала пораньше. Жена целует Джона в самое красивое на свете ушко. Выезжает из дома.

Дважды чуть не разворачивается.

В суде она не бывала со времен учебы на юридическом. В помещении душно, обогреватели жарят вовсю, и капли дождя мгновенно испаряются. Впереди за столом сидят Эдвард и Джин Персиваль. Их лиц не видно, на бритой голове Эдварда – блики от ламп дневного света. Миссис Файви нет, зато мистер Файви в первом ряду, поглядывает на часы. Без четверти девять.

Жена присаживается на дальнюю скамью. Среди присяжных семь женщин и пятеро мужчин: среднего возраста и пожилые, все до одного белые. Зря Эдвард не потребовал суда без присяжных. Племянница Темпл вряд ли произведет хорошее впечатление на кого-нибудь из местных.

– Джин Персиваль, встаньте, вам огласят обвинения, – говорит похожий на гнома судья.

Джин Персиваль встает. Темные волосы собраны в пучок, оранжевая тюремная роба на ней болтается. Похудела с тех пор, как жена в последний раз видела ее сидящей на металлическом табурете в библиотеке.

Пристав зачитывает обвинения:

– Одно нетяжкое преступление – незаконное оказание помощи больному посредством действия, пострадавшая Сара Долорес Файви. Одно тяжкое преступление – покушение на преднамеренное убийство при попытке прервать беременность Сары Долорес Файви.

Сколько ей могут дать? Жена плохо помнит, сколько лет за что полагается.

Зато помнит, как громко прочитала вместо «причинение смерти по неосторожности» – «причинение смерти и прочие возможности», и единственным в аудитории, кому это показалось смешным, был Эдвард.