Красные часы

Подносит горсть к губам. На языке переливаются минералы, в них самая суть цветов и костей.

– Ты что творишь? – ужасается Дидье.

Яркие минералы. Измельченные перья. Древние ракушки.

– Господи, прекрати!

Но она продолжает есть. В земле иглы и кора, а еще крупинки маленькой мертвой обожженной зверушки из ее головы.

Прощайте, затонувшие корабли.

Прощай, дом.

Прощай, жена.

* * *

Матросы Грили пристрелили оставшихся ездовых собак. Они до последнего не трогали своих любимчиков, но еды совсем не осталось. Изголодавшиеся псы уже сгрызли кожаную упряжь. Сначала убили пса по кличке Король, он был плутом и настоящим джентльменом. Его собратья, которые сидели в собачьем иглу, знали, что их ожидает та же участь. Барсук, Бородач, Сверчок, Певун, Одиссей, Самсон – каждому досталось по пуле. Самый юный из матросов плакал, слезинки скатывались по его жидкой бороденке и застывали ледяными горошинами. Когда в июне 1884 года экспедицию Грили спасли, этот юный матрос уже был мертв, его погубили…

Жизнеописательница

Задевает рукой чашку, чашка падает, кофе проливается на пол.

Когда самый юный матрос умер от голода и холода, его, по всей видимости, съели товарищи-моряки. Точно ничего не известно, но жизнеописательница видит это отчетливо, как в волшебном зеркале. «Я вставлю вам в вагину гинекологическое зеркало. Вы почувствуете легкое давление». Когда шестеро выживших полярников вернулись в цивилизованный мир, поползли слухи, что участники экспедиции не чурались каннибализма. Эксгумировали тело одного из погибших – Фредерика Кислингбьюри. На трупе отсутствовала кожа, кости ног и рук болтались на одних связках. Грили утверждал, что экспедиционники срезали мясо с костей погибшего, чтобы использовать в качестве наживки для ловли рыбы и креветок, но сами его в пищу не употребляли.

Жизнеописательница вытирает коричневое пятно бумажным полотенцем.

Как-то Сьюзен сказала, что не надо вот так сразу заявлять, будто в жизни Айвёр Минервудоттир было гораздо больше смысла, потому что она уехала с Фарерских островов.

– Очень предсказуемый ход, – говорила она. – Но, может, останься она, жизнь ее была бы вовсе не лишена смысла?

– Ну, смотря что ты подразумеваешь под словом «смысл», – ответила жизнеописательница. – Не думаю, что потрошить рыбу и стирать вручную исподнее шестерых карапузов равнозначно исследовательской работе в Арктике.

– Но почему нет?

– Первое – однообразный и не требующий умственных усилий труд, а второе – удел отважных и целеустремленных и к тому же приносит пользу многим людям.

– Если бы она вырастила шестерых детей, она бы принесла пользу им.

У Айвёр Минервудоттир не было детишек, которые ходили бы в шерстяных шапочках и ели ягнятину.

А у Сьюзен нет книги. И адвокатской карьеры. У нее вообще работы нет.

У жизнеописательницы, строго говоря, книги тоже нет. На кухонном столе лежат стопки монографий о китобойном промысле и гляциологии, которые давно уже пора сдать в библиотеку, она уже раз десять перечитала перевод дневника Айвёр Минервудоттир, и все равно в ее рукописи больше дыр, чем слов. Ей хочется рассказать историю женщины, о которой давным-давно уже следовало узнать всему миру, так почему же она никак не может ее рассказать?

Обгрызая черствый краешек найденного в учительском холодильнике черничного кекса, жизнеописательница выдавливает из себя:

– Мы же так и не обсудили твои великолепные новости.

Пенни широко улыбается.

– Мисс Тристан Ауэрбах собирается предложить «Страсть на черном песке» разным издательствам – посмотрим, какое больше заплатит.

И Пенни, наверное, успеет опубликовать книгу до своего семидесятилетия. А если продажи пойдут хорошо, за первой, возможно, последуют и остальные восемь.

– Я очень за тебя рада.

– Солнышко, а почему бы тебе не послать Тристан свою книгу? Я тебя порекомендую.

Нужно было давным-давно поздравить Пенни – уже ведь несколько недель прошло. Жизнеописательница так увязла в своей слякоти, что не ходила в учительскую и пропускала вечера британских детективов. Если бы она сама нашла литературного агента для «Минервудоттир», Пенни на следующий же день испекла бы ей праздничный торт.

– Не уверена, что агент, специализирующийся на любовных романах, заинтересуется книгой, в которой нет никакой романтики.

– Как никакой романтики?! А как же затонувшие корабли! Смерть от гангрены!