Вне всякого сомнения, Сорокин обладал прекрасными организаторскими способностями, личной храбростью, военным опытом, перенесенным им с Кавказского фронта в пламя Гражданской войны. Его личную популярность среди красных бойцов исследователи под сомнение не ставят. Он был за то, чтобы старые военные специалисты служили в рядах Красной армии. Его речи на митингах оказывали «зажигающее действие». Иван Сорокин не раз самолично поднимал людей в атаку.
Но… в скором времени главнокомандующий Красной армией Северного Кавказа стал в своих частых публичных выступлениях критиковать местные партийные и советские органы за их открыто враждебную политику по отношению к казачеству. Он говорил о том, что политическое руководство не знает «местной специфики», и это незнание оборачивается кровавым террором для населения казачьих станиц.
По поводу вышесказанного в «Истории Гражданской войны в СССР», увидевшей свет в 1980 году, говорилось следующее: «Командующий Северо-Кавказской армией эсер И.Л. Сорокин превратил свой штаб в антисоветское эсеровское гнездо, которое разлагающе действовало на войска…
Сорокинская и подобные ей авантюры выражали мелкобуржуазную, кулацкую идеологию бандитизма и диктаторства и причиняли огромный вред советской власти. И хотя эти авантюры не могли долго продолжаться, они требовали больших усилий для ликвидации».
В Иване Лукиче Сорокине рано развилось большое честолюбие, или, говоря иначе, от высокой должности, прав и возможностей закружилась голова. Хотя боевых успехов в конце 1918 года у красных на российском Юге становилось все меньше и меньше: кубанское казачество в своей массе колыхнулось на сторону Белого движения. Историк-белоэмигрант А.А. Гордеев писал о тех событиях так:
«…Красные под начальством фельдшера Сорокина отступили за Кубань. Вторая часть (Таманская армия. –
На территории Кубани было сосредоточено до 90 000 красных войск при 124 орудиях против 35–40 000 человек добровольцев при 89 орудиях. Станицы все время переходили из одних рук в другие…»
Иван Сорокин стал стремиться к неограниченной власти. По его приказам производились незаконные реквизиции продовольствия, лошадей и прочего, аресты и расстрелы местной «контры», а то и просто неугодных людей. Во второй половине 1918 года популярный командарм уже открыто противопоставлял себя руководству Кубано-Черноморской республики, которое поддерживало тесную связь с Москвой.
И все это происходило на фоне успехов белых войск на Кубани. Генерального штаба генерал-майор И.А. Поляков, начальник штабов белоказачьей Донской армии и войскового атамана П.Н. Краснова, в своих воспоминаниях «Донские казаки в борьбе с большевиками» писал:
«…На долю Добровольческой армии и кубанцев на Кавказе приходилась Кавказская большевистская армия Сорокина силой 40 тыс. штыков, оторванная от центра и уже сильно потрепанная.
Снабжение и пополнение этой армии из России было крайне затруднено. Оно происходило весьма длинным путем: сначала в Саратов, Урбах, Астрахань, затем перегружаясь морем до Петровска или Дербента и после снова по Кавказской железной дороге. Наоборот, снабжение советских армий, стоявших против Дона, было до крайности облегчено благодаря наличию весьма большого количества железных дорог и выгодного их направления.
Всякий успех добровольцев и кубанцев на Кавказе, фактически ослабляя состав Красной армии Сорокина, давал из занятой территории новый приток силы в Добрармию, увеличивая ее силы как материально, так и морально.
Нанося удар за ударом, Добровольческая армия и кубанцы постепенно истощали своего противника, пока не обратили его в неорганизованные толпы, бежавшие в Грузию. Для кавказских большевиков западный берег Каспийского моря являлся пределом их отступления. Граница Грузии была закрыта. Последнее обстоятельство вынуждало их под напором Добровольческой армии распыляться на небольшие банды и искать спасения одиночным порядком».
Под предлогом укрепления упавшей дисциплины в красных частях Сорокин отстраняет от командования Белореченским округом Г.А. Кочергина. Приказывает расстрелять якобы за невыполнение его приказа командующего Таманской армией И.И. Матвеева, человека большой личной популярности среди своих бойцов. Последнее стало лично для Ивана Лукича фатальной ошибкой, за которую он вскоре расплатился собственной жизнью.
О том кофликте между волевыми, самолюбивыми командующими двух советских армий, только соединившихся в единую силу в тяжелое для них время, Валерий Клавинг писал следующее:
«…В это время между Сорокиным и Матвеевым шел спор: какого плана далее придерживаться, ведя борьбу с наступающими войсками Деникина. Сорокин предлагал ударить в направлении станицы Кавказской, с последующим ударом по Тихорецкой и Екатеринодару.
Матвеев предлагал сосредоточить удар в направлении Ставрополя, с последующим соединением с войсками Астраханского региона».