Читаем Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор полностью

Во время ночи… меня разбудила хозяйка, [говоря,] что тов. Косоротиков выхаживает [кого-то] нагайкой. Я пришел, действительно[,] верно. Остановил его и сказал, что этот метод неверный, [а Косоротиков возражает:] раз он не сказывает [правду], как же тогда с ним быть. Ты думаешь[,] побьешь [его], так лучше скажет, [но он] все равно не скажет. А лучше пристращать, принять другие меры. У тов. Попова был устроен [свой] суд. В волости [Попов] тоже мало давал пользы тем, что только сортировал [арестованных], правда[,] некоторых бандитов гонял и далеко [от села] на месте заканчивал [их жизнь], большинство под лозунгом побега. Этим только и отделывался. <…> Получаю сводку от тов. Косоротикова: нашли… двух полковников [—] Полякова, а другого не помню фамилию… Штаб бригады у меня просят их при проводить [до] штаба дивизии и отправить в Бийск, срочно посылаю [приказ] о высылке пленных… тов. Косоротикову. Он мне отвечает: пленных израсходовали партизаны, [поскольку] привыкли [к такому]… <…>

Прислали одного попа [—] Паташева[,] инородца[,] командира отряда белых. Мне пришлось его допросить. <…> Один ком[андир] эскадрона не дает покоя, [просит,] чтобы выдать [этого] попа для убийства, пришел ночью ко мне, [«]давай попа убью[»]. Я ему разрешил[,] только с условием[:] отведи дальше от села, чтобы не было только на виду. Утром узнаю, только с крыльца спихнул и тут же голову отрубил попу тов. Сомохин[,] настолько любил[,] видно[,] убивать людей[, что] не давал [никому] покою[2444].

Далее Огородников отмечал прочие подвиги любителей «подчистить» за собой:

Тов. Брызгин оставался за ком[андира] полка во время отсутствия [комполка] тов. Галанина в селе Чемал. Те[,] которые были арестованными[,] которым давали баню[2445], видно, что [Брызгин их] израсходовал. Такому типу невозможно было доверяться, он был гораздо хуже[,] чем тов. Галанин. Его лозунг был таков[:] только подчистить. Кого подчистить, [а того,] кто умеет мало[-]мало писать. Он расписывался как курица лапой грязной, хуже[,] чем тов. Галанин…[2446]

В Минусинском партизанском районе в конце 1919 года резко увеличилось число грабежей и убийств, усилилась разбойная междоусобица среди самих повстанцев. В декабре минусинская партизанская газета «Соха и Молот» сообщала о нападении на штаб Сыдинского отряда, покушениях на А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкина[2447]. Но рядовые партизаны тоже становились жертвами всевозможных личностных конфликтов. Очевидец вспоминал, что в 1920 году на юге Канского уезда «началось безвластие»: «Предводители партизан начали сводить счеты друг с другом и с теми, кто им не нравился. Осенью такая группа захватила 5 мужиков, которые были расстреляны под Волдораком. <…> В этом разбойном нападении участвовали: Турбанов из Партизанского[2448] (ему где-то есть памятник…), Грылов, Терещенко, Гуляев из д. С[редне-]Талое, он на смертном одре… каялся, я, дескать, не расстреливал, а это дело рук Симона Кожевникова, далее К. Терёхин, Лесин и другие»[2449].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее
«Смертное поле»
«Смертное поле»

«Смертное поле» — так фронтовики Великой Отечественной называли нейтральную полосу между своими и немецкими окопами, где за каждый клочок земли, перепаханной танками, изрытой минами и снарядами, обильно политой кровью, приходилось платить сотнями, если не тысячами жизней. В годы войны вся Россия стала таким «смертным полем» — к западу от Москвы трудно найти место, не оскверненное смертью: вся наша земля, как и наша Великая Победа, густо замешена на железе и крови…Эта пронзительная книга — исповедь выживших в самой страшной войне от начала времен: танкиста, чудом уцелевшего в мясорубке 1941 года, пехотинца и бронебойщика, артиллериста и зенитчика, разведчика и десантника. От их простых, без надрыва и пафоса, рассказов о фронте, о боях и потерях, о жизни и смерти на передовой — мороз по коже и комок в горле. Это подлинная «окопная правда», так не похожая на штабную, парадную, «генеральскую». Беспощадная правда о кровавой солдатской страде на бесчисленных «смертных полях» войны.

Владимир Николаевич Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное
Растоптанная Победа. Против лжи и ревизионизма
Растоптанная Победа. Против лжи и ревизионизма

В современной России память о Победе в Великой Отечественной войне стала последней опорой патриотизма, основой национальной идентичности и народного единства: 9 Мая – тот редкий день, когда мы всё еще ощущаем себя не «населением», а великим народом. Именно поэтому праздник Победы выбрали главной мишенью все враги России – и наследники гитлеровцев, которые сегодня пытаются взять реванш за разгром во Второй Мировой, и их «либеральные» подпевалы. Четверть века назад никому и в страшном сне не могло присниться, что наших солдат-освободителей станут называть убийцами, насильниками и мародерами, что советские захоронения в Восточной Европе окажутся под угрозой, а красную звезду приравняют к свастике. У нас хотят отнять Победу – ославить, оклеветать, втоптать в грязь, – чтобы, лишив памяти и национальной гордости, подтолкнуть российское общество к распаду – потому что народ, не способный защитить собственное прошлое, не может иметь ни достойного настоящего, ни великого будущего.Эта книга дает отпор самым наглым попыткам переписать историю Второй Мировой, превратив героев в преступников, а преступников – в «героев». Это исследование опровергает самые лживые ревизионистские мифы, воздавая должное всем предателям, палачам и гитлеровским прихвостням – от русских коллаборационистов до прибалтийских «лесных братьев» и украинских нацистов.

Александр Дюков , Александр Решидеович Дюков

Военная история / История / Политика / Образование и наука