Красные пески

Удалось нам сохранить его и в другие дни. С каждым из них Шелтер чувствовал себя все лучше и лучше: уже не уставал во время прогулок, выдерживал более длительные и интенсивные тренировки, постепенно возвращал себе контроль над стихиями. Я радовалась и огорчалась одновременно, понимая, что как только он окончательно оправится, он снова уедет. И кто знает, какой будет следующая пуля? Не попадет ли она ему в голову? Не будет ли нести в себе более мощное или быстрое проклятие? Я не знала и старалась поменьше думать об этом.

А еще очень старалась сконцентрироваться на текущем моменте. На наших прогулках по столице. Шелтер заново показывал мне парки, памятники, значимые здания, рассказывал об истории города, о том, где раньше проходили его границы. Оказалось, что вместе с разрастанием Варнайского Магистрата, расползся в разные стороны и сам город Варнай, с которого когда-то началась эта страна.

В один из дней мы съездили на то самое мемориальное военное кладбище, на котором Шелтер предполагал однажды закончить свою жизнь. Теперь я понимала, что тот его рассказ был лишь частью легенды, мазком в общей картине образа, который он создавал вокруг себя много лет, но вероятность того, что Ралинт все же станет его последним пристанищем, существовала.

В другие дни наши прогулки были более приятными. Шелтер показал мне ботанический сад, куда свозились экземпляры растений со всех завоеванных территорий. Здесь в разных помещениях для них создавались необходимые условия с помощью технологий и магии и их изучением занимались как обычные ботаники, так и маги, ища способы полезного применения. А еще мы были в зоопарке, куда привозили экземпляры животных.

– Я смотрю, Варнай собирает не только коллекцию девственниц для Магистра, – печально заметила я, настороженно глядя на варга, помещенного в просторный вольер.

Со стороны казалось, что он может в любой момент выбраться и кинуться на посетителей, но Шелтер заверил, что магия не даст ему покинуть установленные пределы вольера.

Вечера мы проводили в основном дома. Генерал не принимал посетителей, кроме врачей, Этьена и Морана. Остальные его армейские приятели, вероятно, сейчас находились в Палии, но я все равно была рада, что Шелтер предпочел закрыть двери городского дома для визитов. Потому что он не тратил время на посиделки с людьми, которых в глубине души ненавидел, не курил с ними пахучие сигареты и не пил крепкие напитки.

Мы много времени проводили вдвоем. Шелтеру по-прежнему нравилось слушать, как я читаю, он пытался учить меня игре в шахматы, но чаще мы просто разговаривали. Теперь – по-настоящему. Больше ничего не утаивая друг от друга. Он рассказывал мне то, что помнил из своего детства до Магистрата, но старался не углубляться в подробности жизни в казарме «номерков». Я понимала, что это тяжелые воспоминания. Достаточно было посмотреть на его спину, чтобы внутри все похолодело от невольной попытки представить, каково там было.

Однажды я спросила, почему он не уберет шрамы.

– Наверняка маги могут это сделать, тот же Этьен, – предположила я.

Ведь шрама от пулевого ранения за это время почти не осталось.

– Я не хочу их убирать, – признался Шелтер. – Хоть и не вижу их почти, я знаю, что они там. Шрамы помогают мне помнить. Помнить, кто я и каково быть рабом. Когда поднимаешься выше тех, кто еще недавно тебя топтал, велик соблазн стать таким же. Причинять боль в отместку за то, что ее причиняли тебе. Причем всем без разбора. Велик соблазн отступиться, забыть все, что было, и просто жить этой новой жизнью, наслаждаясь властью и роскошью. Но я должен помнить. Помнить, чтобы все изменить.

Больше я не задавала таких вопросов, как не спрашивала о том, как и когда он собирается избавить Варнай и весь континент от гнета Магистрата. Я убеждала себя, что должна просто верить Шелтеру, доверять. Как доверяла, каждую ночь ложась в его постель и занимаясь с ним любовью. Я все еще волновалась за будущее наших детей, но теперь понимала, что именно пыталась мне сказать тогда Арра Холт, указывая на непохожесть Шелтера на других варнайских офицеров.

Время летело быстро, мысли о предстоящей разлуке становилось все труднее игнорировать. И когда до отъезда осталось всего два дня, я окончательно потеряла покой.

Ночью я лежала в огромной кровати Шелтера, бессмысленно глядя в темноту над собой. Шелтер давно уснул и повернулся на другой бок, а у меня даже глаза закрыть не получалось. Тревожные мысли крутились в голове. Наверное, если бы я не боялась его разбудить, я бы уже встала и ходила кругами. Я даже подумывала тихонько выскользнуть из его спальни и отправиться в свою, но удерживало то, что я снова уже начала скучать по Шелтеру, хотя он еще не уехал. Разлучаться даже просто до утра не хотелось. По той же причине я и не могла уснуть.