Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

Когда появилась легенда о Рыбьем царе — никому не известно. Когда наши отцы были маленькими, они слышали её от дедов, а когда мы были маленькими, то слышали от отцов. А потом мы ещё будем рассказывать её своим маленьким деткам. Легенда о Рыбьем царе казалась нам настолько сказочной и в то же время была настолько реальной… Следов Рыбьего царя никто не мог отыскать, но дух его витал повсюду. Лишь через много лет мы узнали, что по молодости наши деревенские все до единого пытались найти Рыбьего царя, и все до единого потерпели поражение. В своё время они осознавали, что Рыбьего царя не существует, и становились самыми обычными жителями этой деревни. Однако, завершив круг, они начинали понимать, что Рыбий царь таки существует, просто им не посчастливилось его увидеть. Но к тому времени они были уже глубокими стариками и вот-вот должны были навсегда покинуть эту деревню.

Как гласит легенда, Рыбий царь появляется лишь во время лунного затмения. Небесная собака Тяньгоу проглатывает луну, и озёрная гладь, которая только что была залита серебристым светом, окутывается мраком. И тогда является Рыбий царь. Он медленно-медленно поднимается с самого дна, и озёрная вода шумным потоком скатывается по обеим сторонам его хребта. Наконец над поверхностью всплывает верхняя часть его туши, подобная горе.

Всякий раз, когда случалось лунное затмение, деревенские жители выходили из своих домов. Оглушительно звякая, лязгая и бряцая, взрослые колотили в миски, тазы, кружки — во всё то, что могло хоть как-то звенеть, а мы — стайка желторотых ребятишек — сжимали в кулачках электрические фонарики. И шумной толпой всё что есть мочи мчались в горы, поднимавшиеся за деревней.

— Бежим! Айда Рыбьего царя смотреть! — с трудом переводя дыхание, кричали мы друг другу, сгорая от восторга и в то же время ощущая смутную тревогу.

Мы стояли на берегу озера, выключив фонарики, и испуганно жались друг к другу. Насторожив уши, мы ждали, когда же послышится шум скатывающейся потоком воды. Затемнённая, ослепшая луна, от которой остался только тонкий расплывчатый ободок, висела, словно большая круглая серёжка, на краю неба. Под такой луной Беловодное озеро казалось огромным блюдом, залитым чёрным лаком. Иногда с отрывистым, пронзительным криком проносилась какая-то водоплавающая птица, от ужаса сердца у всех нас сразу же пускались вскачь, и мы чертыхались про себя. Те, кто был побойчее, снова включали фонарики и, зажав в кулаке луч света, обшаривали водную гладь: на лаково-чёрной поверхности озера появлялось овальное пятнышко света, но Рыбьего царя там не было. Потеряв надежду, мы стояли в оцепенении, а потом приспускали штаны и писали в озеро, журчащие струи падали в воду, и этот звон отзывался слабым эхом.

* * *

Наш интерес к Рыбьему царю не ослабевал, а, наоборот, нарастал. Мы спрашивали:

— А где живёт Рыбий царь?

— На дне озера, в подводном гроте Драконий глаз, — говорили родители.

— А что ест Рыбий царь? — не отставали мы.

— Вы разве не замечали, что в озере никогда не попадается на крючок крупная рыба? — рассказывали отец и мать. — Это потому, что всю её съедает Рыбий царь.

Наш страх становился ещё сильнее, и с тех пор мы не осмеливались купаться на прибрежной отмели.

* * *

Разговоры о Рыбьем царе оживились зимой лет пять тому назад. Тогда только начинало смеркаться, и у подножия гор мы увидели дурачка Лаофэя, который, приплясывая, двигался навстречу и что-то лепетал, радостно повизгивая. Мы обратили внимание, что он держит какой-то предмет, который, сверкая, отражает солнечные лучи, и оттого по нашим лицам то и дело прыгал слепящий глаза зайчик. Саньпи стал потешаться над ним:

— У какой же молодухи наш Лаофэй зеркальце свистнул? Дай посмотреть!

Радость исчезла с лица Лаофэя.

— Это я на берегу подобрал! — ответил он и, отвернувшись, спрятал штуковину под мышку.

— Ай-яй-яй! — упрекнул его Саньпи. — Что же нашему Лаофэю жалко дать посмотреть?

И Саньпи притворился, что хочет отобрать у него эту вещь. Дурачок захныкал и увернулся, желая сбежать. Но никак не ожидал, что со всего размаху уткнётся головой в грудь Маотоу и что его драгоценность с лёгкостью перекочует в руки молодца. Мальчишка вскочил на большой камень и в недоумении стал разглядывать этот странный, размером с ладонь, предмет. Лаофэй жалобно голосил, топал широкими, толстыми ступнями, поднимая пыль, но только он добрался было до Маотоу, пластинка улетела в руки Саньпи. Вытянув губы трубочкой, тот смотрел и тоже не мог понять, что же это такое. Оба парня проворно перебрасывали друг другу этот предмет, а Лаофэй, словно угольно-чёрный боров, с жалобными криками метался между ними, так что пот лился с него градом.

— Что это такое? А, Лаофэй? — спросил Саньпи.

Дурачок, задыхаясь от быстрого бега, пропыхтел:

— Я… не-не-не… скажу!

Когда штуковина опять вернулась в руки Маотоу, он стал измываться:

— Лаофэй, это ведь бумажка, чтобы зад подтирать?

— Ты о-о-о-слеп! — заикаясь, пропыхтел Лаофэй.