Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

Саньпи хотел было его ещё расспросить, но тот не отвечал и всё огрызался:

— Вы что, заодно с ними?

* * *

Сунь Готоу и его жену окружили люди, а старина Дяо и Хайтянь остались в стороне. Кто-то пытался уговаривать шумевшего Суня с женой, а кто-то, прикрыв ладонью рот, тихонько посмеивался. С лица Сунь Готоу исчезла горестная мина, теперь он выглядел как человечишко, нежданно-негаданно получивший власть и могущество. Он высоко подпрыгивал, звучно кричал, и его взгляд перебегал с одного лица в толпе на другое в надежде добиться всеобщего расположения. Старина Дяо, пройдя через расступившихся людей, встал перед Сунь Готоу и со звоном швырнул на землю железное ведро. Орущего мужчину на секунду взяла оторопь, он посмотрел на ведро, а потом поглядел в лицо старине Дяо. Тот очень вежливо спросил:

— Глянь, пожалуйста, может быть, это ваше ведро?

Сунь Бао озадаченно уставился на его лицо, потом поднял ведро, и все увидели, что на донышке красной краской был нарисован большой иероглиф «сунь». В нашей деревне только одна семья имела фамилию Сунь.

— Наше! — ответил Сунь Готоу.

— Ну, раз ваше, и ладно, — кивнул старина Дяо и вышел из кольца глазеющих людей.

Сунь Готоу снова швырнул ведро на землю, запрыгал и, показывая пальцем на спину удаляющегося старины Дяо, заорал:

— Что это ты хочешь этим сказать?

— Это ведро, — объяснил Дяо, — вчера вечером обронил человек, который приходил глушить электрошокером рыбу.

Толпа грохнула от смеха.

* * *

Глядя, как Сунь Готоу с женой уходят «с подбитыми крыльями», мы хохотали до изнеможения. Кто-то, передразнивая, показал, как разговаривал Сунь Готоу, и получилось точь-в-точь. Сунь Бао смеялся вместе со всеми. Но потом стали передразнивать то, как говорил сам Сунь Бао, мальчишка рассердился и, шмыгая носом, ретировался. Мы опять рассмеялись, надрывая животы. А старина Дяо сидел на корточках и, глубоко задумавшись, глядел вдаль на озёрную воду.

Старина Дяо и Хайтянь по-прежнему находили в прибрежных водорослях дохлую рыбу. Мужчина доставал из воды всё новые и новые полуразложившиеся тушки, и его глаза пылали от гнева, а брови хмурились, превращаясь в колючий чертополох. Однако площадь Беловодного озера была слишком велика, отцу с сыном лишь своими силами было невозможно охранять такую большую территорию. В эти дни жёсткие волосы старины Дяо взъерошились так, что стали похожи на птичье гнездо, а на глазах проступили красные сосуды. Он даже не ходил резать траву, а целыми днями, закинув за спину дробовик, наматывал круги вокруг озера, и в нём клокотала агрессия, как у загнанного в угол дикого зверя. Глядя на чернеющее дуло ружья, мы от страха покрывались мурашками. Хайтянь тоже редко стал играть с нами, его взгляд был потерянным и грустными, а завидев отца, он вообще становился тише воды, ниже травы. Нам казалось, что стари на Дяо даже на него наводит смертельный ужас. Как и раньше, они яростно хлестали алкоголь. Но, в отличие от прежних времён, теперь старина Дяо, отхлебнув водки, уже не вытирал ладонью уголки губ и не вздыхал протяжно. И нам постоянно думалось, что в том, как он пил, появилась какая-то неизъяснимая тоска. И оттого нам, сидевшим тут же, тушёная рыба в красном соусе теперь казалась неаппетитной и безвкусной.

Однажды утром после ночного ливня старина Дяо на берегу обнаружил бамбуковый плот, разрубленный на четыре части. Трогая разрезанные лезвием верёвки, когда-то скреплявшие плот, мужчина несколько часов провёл у озера в тупом оцепенении. Когда начало вечереть, мы заметили, как он с двумя бутылками дорогой водки медленно-медленно спустился с гор и, понурив голову, вошёл в ворота дома Сунь Бао. И лишь когда небо уже стало чернеть, он так же с опущенной головой вышел оттуда. На следующий день мы встретили в деревне Лаохэя и увидели, что хромавший больше месяца Лаохэй за одну ночь исцелился. Он, похлопывая себя по ляжкам, сощуренными глазами покосился на нас.

— Видали Чжугэ Ляна?[39] — ухмыляясь, спросил он. — Вот он я! Позвольте представиться — Чжугэ Лян! Старина Дяо думал, что крутой, ан нет! Кишка тонка! В зеркало на себя поглядеть забыл, а ещё осмелился со мною равняться! Разве вчера вечером он, как положено, мне в ноги не кланялся? Разве не просил смиренно деньги его принять?

Потирая большой и указательный пальцы, Лаохэй заржал так, что его физиономия стала казаться ещё более чёрной, чем обычно.

Мы были обескуражены и подавлены. Встретив Сунь Бао, мы презрительно хмыкнули. Но он тоже не хотел с нами связываться и заявил:

— Говорил же мой брат: «Ну погодите! Вы ещё попляшете!»

Из-за старины Дяо мы тоже приуныли. Его бравая физиономия как-то съёжилась, на ней читалась робость.

— Старина Дяо, — начал было Саньпи, — ты в тот вечер пошёл домой к Сунь Бао…

Взгляд мужчины панически заметался, было очевидно, что ему не хочется вспоминать о том событии. И, оборвав Саньпи, он сказал:

— Не знаю, насколько велика самая большая рыба в Беловодном озере. В вашей деревне разве не рассказывают, будто в водах озера живёт Рыбий царь?

4