Красные

После этих докладов русская и немецкая полиция договорились об аресте Мирского-Камо (его настоящего имени они тогда не знали). 27 октября полиция нагрянула к нему домой на улицу Эльзассерштрассе, 44. Камо держался спокойно, и когда во время обыска начали вскрывать тот самый чемодан, он сказал, что там только папиросы. Но сыщики были профессионалами своего дела — они быстро обнаружили в чемодане двойное дно, а там 200 запалов с электропроводами, 12 запалов с гремучей смесью, коробка со взрывчаткой и др. Когда все это предъявили Камо, он сначала сильно побледнел, но быстро взял себя в руки. Полицейским он заявил, что ни в чем не виноват, что чемодан принадлежит не ему, а некоему Василию Петрову, который дал его ему на время в Вене. Что же касается двойного дна, то Камо утверждал, что понятия о нем не имел — просто сложил в чемодан свои вещи, и все. Он даже предложил освободить его под залог в 1200 марок, чтобы привезти им из Вены этого самого Петрова. «Он потрясен неблагородством этого Петрова», — отмечалось в протоколе его допроса. Но полицейские, разумеется, на это не купились.

Вскоре в германских газетах появились официальные сообщения об аресте «опасного анархиста-иностранца Дмитрий Мирского, настоящая фамилия которого пока неизвестна также и русским властям». Но как именно полиции удалось выйти на след «Мирского» — об этом не говорилось ничего.

По докладам Гартинга, которые он направлял в Петербург в ноябре и декабре 1907 года, понятно — русской полиции было известно о Камо очень много. О том, что он не анархист, а большевик, что он участвовал в «эксе» на Эриванской площади, что деньги, полученные в результате акции, он отвез в Финляндию Ленину, Богданову и Красину, что большевики вывезли за границу 100 тысяч рублей в 500-рублевых купюрах и будут пытаться их разменять и т. д. Другими словами, все говорило о том, что подобную информацию полиции мог предоставить только человек, очень хорошо знавший самые «интимные» дела большевиков. И такой человек действительно был.

Его звали Яков Житомирский. С начала 1900-х годов он жил в Германии, учился на медицинском факультете Берлинского университета и состоял в организации РСДРП в Берлине. И тогда же стал и информатором немецкой полиции за 250 марок в месяц. А затем немцы «уступили» его Гартингу, на которого он и начал работать, получив конспиративную кличку «Доде».

Житомирский участвовал в работе V Лондонского съезда РСДРП. Когда Камо приехал за границу, он сопровождал и всячески обхаживал его. Камо даже в шутку называл «доктора» (все-таки медик по образованию!) своим гувернером. Житомирский был в курсе сделок по покупке оружия и взрывчатки, планов большевиков разменять деньги за границей и много чего еще. Все это он аккуратно «сливал» Гартингу[37]. Так что и о чемодане с запалами русская полиция узнала от него.

На допросах Камо пришлось признать, что он не «является тем лицом, на имя которого выдан паспорт». Как сообщал в Петербург полицей-президент Берлина: «Он русский и отказывается назвать свою фамилию, чтобы не навлечь неприятностей на своих проживающих в России родителей». Русская полиция пока тоже не знала настоящую фамилию «Мирского», но для нее было очевидно, что Мирский и террорист Камо — это одно и то же лицо. Если бы в суде это было доказано, то Камо грозило бы в Германии 10 лет тюрьмы. А если бы немцы выдали его России, то, возможно, и виселица. Большевики пытались ему помочь. В Германию прибыл Мартын Лядов, который обратился к одному из лидеров немецких социал-демократов Карлу Либкнехту с просьбой организовать защиту Камо. Либкнехт свел его с депутатом Рейхстага от СДПГ Оскаром Коном, который и стал представлять интересы «Мирского».

В Германию под видом солидного торговца через Швейцарию также отправился Красин. Он сумел добиться нескольких свиданий с Камо в берлинской тюрьме Маобит и остаться с ним наедине (надзирателей подкупили). Во время этих встреч Красин предложил Камо еще один вариант поведения: если его не удастся в ближайшее время освободить из тюрьмы, симулировать сумасшествие. Камо с этим планом согласился.

По случайному совпадению обстоятельств об этом плане не узнал Житомирский — Красин просто не успел с ним встретиться, а тот, соответственно, не сообщил о нем своему полицейскому начальству. Эта случайность во многом повлияла на дальнейшую жизнь Камо.

Тем временем большевики пытались разменять за границей злосчастные 500-рублевые купюры, доставшиеся им после тифлисского «экса». «И вот, — писала Крупская, — группой товарищей была организована попытка разменять пятисотки за границей одновременно в ряде городов. Как раз через несколько дней после нашего приезда за границу была сделана ими попытка разменять эти деньги. Знал об этом, принимал участие в организации этого размена провокатор Житомирский. Тогда никто не знал, что Житомирский провокатор, и все относились к нему с полным доверием».