Красные

Было ли что-то подобное на самом деле или нет — сказать трудно, но факт остается фактом. Камо ни разу не подал виду, что испытывал жуткую боль. Правда, время от времени, когда наступало «улучшение» его состояния, он отвечал на вопросы доктора Вернера. Признался, что его зовут Симон Тер-Петросян, что с детства его интересовали социалистические книги. Но когда Вернер назвал его анархистом, то так разозлился, что отказался разговаривать. Жаловался на то, что его арестовали беспричинно, а чемодан со взрывателями — это «проделки русской полиции», которая «на все способна, чтобы заслужить орден». На вопрос о вере в Бога ответил, что его религией является социалистическое государство. «Я верю в Карла Маркса, Энгельса и Лассаля», — заявил он.

Седьмого июня 1909 года главный врач берлинской психиатрической больницы доктор Вернер сделал вывод: пациент действительно болен, симулировать наблюдаемые у него симптомы невозможно, к участию в судебном процессе и отбыванию наказания он в настоящее время не способен.

Германскую юстицию и полицию Камо больше не интересует. А вот русскую — даже очень. Немцы решили сделать русским коллегам подарок, а заодно избавиться от неудобного человека. Несмотря на старания Оскара Кона предотвратить высылку, Камо вывезли на германо-русскую границу и 21 сентября 1909 года передали русским властям на Ленженском пограничном переходе Калишской губернии. Оттуда, через Варшаву, Полтаву, Новочеркасск, — Владикавказ его везут «домой» — в тифлисский Метехский замок. В ножных, а иногда и в ручных кандалах.

«Не хочу умирать в тюрьме»

На новых допросах Камо признался в том, что уже и без него знали следователи и сыщики: он действительно член РСДРП, его арестовывали за распространение нелегальной литературы в Батуме. Однако свое участие в «эксе» на Эриванской площади категорически отрицал. В крайнем случае жаловался на провалы в памяти.

Его не раз спрашивали, где он получил ранения глаза и руки. Камо отвечал — нашел небольшой патрончик, хотел его разрезать ножницами, а тот вдруг взорвался. Однако его направили на медицинскую экспертизу и в декабре 1909 года извлекли из руки множество мелких осколков. Их анализ показал, что они могли образоваться только в результате срабатывания взрывного устройства. Причем такого же типа, какие были использованы на Эриванской площади. Это была очень серьезная улика против Камо.

Его дело передали в военный суд. Заседание началось 26 апреля 1910 года. На суде Камо снова появился в виде душевнобольного. Он кормил бубликом прирученного им в тюрьме воробья Ваську, а когда ему задавали вопросы, то пытался всучить бублик прокурору или судьям. В Тифлисе повторился «немецкий сценарий» — процесс отложили, а Камо снова отправили на обследование.

Надо сказать, что тифлисские жандармы были очень недовольны этим решением. Их начальник полковник Пастрюлин[39] предупреждал председателя Кавказского военноокружного суда, что Камо симулирует сумасшествие, чтобы попасть в больницу «в надежде на осуществление оттуда побега». Умен был полковник, нечего сказать.

Впрочем, Камо в каком-то смысле повезло. Следователи и полицейские хотели сами уличить его в симуляции и тянули с экспертизой еще полгода. Но им расколоть Камо не удалось. Тот снова удачно играл роль душевнобольного с расстроенной чувствительностью. Он жаловался, что его в камере атакуют мыши, а кошка и лисица пытаются проникнуть в камеру и съесть его воробья. Пугался, что у него из носа вытекает нос.

Только 20 сентября 1910 года состоялось обследование Камо, в котором принял участие психиатр Давид Орбели. В ходе экспертизы его кололи иголкой, прикладывали под лопатку зажженную сигарету. Вывод: «болевая чувствительность совершенно отсутствует». Камо что-то бормотал, напевал, кормил своего воробья, отвечал на вопросы разную ерунду. «За что вы сидите в тюрьме? — За мое величие». «Сколько пятью пять? — Двадцать пять. Я знаю… У меня 50 миллионов есть за границей, где я жил». «Учились где-нибудь? — В Петербурге бывал в актовом зале». Заключение комиссии: пациент страдает «истерическим психозом с переходом в слабоумие». Тем не менее было принято решение «подвергнуть наблюдению подсудимого Семена Аршакова Тер-Петросяна в видах более точного выяснения о состоянии его умственных способностей» в психиатрическом отделении тифлисской Михайловской больницы. В больницу Камо доставили 21 декабря 1910 года в кандалах вместе с его новым другом — воробьем Васькой.