Красные

Доктор предполагал, что причиной ухудшения состояния больного стал как раз перевод в тюрьму. «Необходимо, — писал он, — чтобы душевное здоровье Мирского снова значительно и прочно укрепилось, но этого можно ожидать лишь по истечении многих лет». Гоффмана, разумеется, поддержал и адвокат Оскар Кон. В общем, к неудовольствию русской полиции, «Мирского» снова отправили в лечебницу, а суд над ним снова отложили на неопределенный срок.

Когда читаешь медицинские заключения о состоянии здоровья Камо, записи в его истории болезни («скорбные листы») и т. д., то возникает естественный вопрос — как он умудрялся водить за нос 20 месяцев не самых последних психиатров Германии? Пожалуй, в истории не было другого такого же длительного случая симуляции сумасшествия.

Адвокат Кон, наблюдавший «припадки безумия» Камо, иногда думал, что тот действительно сошел с ума (сам-то он прекрасно знал, что его подзащитный лишь симулирует болезнь). «У него воля и талант, каких я раньше не встречал», — говорил он.

Горький тоже долго расспрашивал Камо о том, как ему удавалось так натурально изображать душевнобольного. «Он, — писал Горький, — пожимал плечами, неохотно, неопределенно:

— Ну как это сказать? Надо было! Спасал себя, считал полезным революции.

И только когда я сказал, что он в своих воспоминаниях должен будет писать об этом тяжелом периоде своей жизни… он задумался, даже закрыл глаза и, крепко сжав пальцы рук в один кулак, медленно заговорил:

— Что скажу? Они меня щупают, по ногам бьют, щекотят, ну, все такое…

Разве можно душу руками нащупать? Один заставил в зеркало смотреть; смотрю: в зеркале не моя рожа, худой кто-то, волосами оброс, глаза дикие, голова лохматая — некрасивый! Страшный даже.

— Зубы оскалил. Сам подумал: «Может, это я действительно сошел с ума?» Очень страшная минута! Догадался, плюнул в зеркало. Они оба переглянулись, как жулики, знаешь. Я думаю: это им понравилось — человек сам себя забыл!

Помолчав, он продолжал тише:

— Очень много думал: выдержу или действительно сойду с ума? Вот это было нехорошо. Сам себе не верил, понимаешь? Как над обрывом висел. А за что держусь — не вижу.

И, еще помолчав, он широко усмехнулся.

— Они, конечно, свое дело знают, науку свою. А кавказцев не знают. Может, для них всякий кавказец — сумасшедший? А тут еще большевик. Это я тоже подумал тогда. Ну как же? Давайте продолжать: кто кого скорей с ума сведет? Ничего не вышло. Они остались при своем, я — тоже при своем».

Но все же — как это ему удавалось? «Позвольте, по каким же материалам вы готовились?» — спросил бы у него один из симулянтов в психбольнице из «Золотого теленка» также, как он спрашивал бухгалтера Берлагу, сбежавшего в лечебницу, чтобы избежать «чистки» на службе, попытавшегося там стать «не более как вице-королем Индии» и с позором изгнанного оттуда профессором Титанушкиным, который «не уважал симулянтов».

Точного ответа на этот вопрос, увы, нет. Считается, он сумел все проделать благодаря своему артистическому таланту и внимательному наблюдению за поведением окружавших его больных. Например, перед вторым началом суда Камо начал изображать расстройство чувствительности. Он, к примеру, со всей силы бил руками по стене, иногда бросался на нее с разбега, крушил мебель и утверждал, что ничего при этом не ощущает. Никакой боли в ушибленных конечностях. Человек с похожими симптомами лежал с ним в лечебнице раньше, и Камо изучал его поведение. Научился в точности воспроизводить даже «идиотское», по словам врачей, выражение лица и походку, характерные для таких больных.

Нельзя сказать, что ему сразу поверили. И врачи, и полиция все еще полностью не отказались от версии симуляции. Было решено проверить Камо «на чувствительность». Другими словами — действительно ли он вообще не чувствует боли. Эти эксперименты мало отличались от пыток. Ему кололи спину и голову стальными иголками, втыкали их же под ногти, прижигали ноги и бедра раскаленными металлическими стержнями, били по ногам. Расчет был прост: если он действительно болен, значит, ничего не почувствует. Если же пациент симулирует, то подобных «опытов» он не выдержит и закричит.

В советском художественном фильме о Камо «Лично известен» (1957 год, режиссер Степан Кеворков) обыгрывается такой эпизод: один из врачей прижигает Камо руку и наблюдает за реакцией его значков — если человек испытывает боль, то под действием адреналина зрачки расширяются. Естественно, что так и произошло. Тогда врач понял, что фактически пытал нормального человека, который обладал неимоверным мужеством и силой воли — ведь он ничем не выдал, что чувствует боль. Потрясенный этим медик не выдал Камо.