Красные

В августе 1910 года «кавказцы» попросили у Ленина, Богданова и Красина денег для подготовки побегов нескольких своих товарищей. Ленин ответил, что денег у большевиков больше нет — все они переданы партии. Богданов и Красин обещали помочь, но вскоре узнали о новом крупном провале в Америке, где был задержан очередной их агент, пытавшийся разменять 500-рублевые билеты. Тем не менее, вспоминал Богданов, «кавказцам было сообщено, что для них имеется 1000 франков и плюс разменные 500 р[ублей], и хотя этого недостаточно, но больше в данный момент невозможно, вследствие провала в Америке». Именно на эти деньги и был организован побег Камо.

Когда Камо оказался за границей, он снова обратился к Ленину с просьбой выделить деньги для освобождения оставшихся в тюрьмах «кавказцев». Ленин снова отказал, но посоветовал попросить об этом Богданова и Красина. Но Богданов и сам уже находился в сложном положении: раньше он создал в партии «левую» группу «Вперед», вскоре его самого из этой группы фактически выгнали, а деньги остались у нее. Но Богданов и Красин собрали для Камо чуть больше двух тысяч франков. Сумма незначительная, но Камо всегда помнил этот поступок.

Склока между большевиками из-за «тифлисских денег» продолжалась еще долго. Они выясняли отношения, организовывали «третейские суды», писали обличительные памфлеты и др. А мнение человека, который, как ни крути, добыл для них эти деньги, рискуя собственной шкурой, как-то их мало интересовало. Наивный и по-своему честный «чернорабочий революции» Камо только переживал, видя, как ругаются люди, которых он очень уважал. Да еще придумывал различные зверские казни сдавшему его предателю (об этом он уже знал).

«Камо попросил меня купить ему миндалю, — вспоминала Крупская. — Сидел в нашей парижской гостиной-кухне, ел миндаль, как он это делал у себя на родине… и придумывал казни тому провокатору, который его выдал… Ильич слушал и остро жалко ему было этого беззаветно смелого человека, детски-наивного, с горячим сердцем, готового на великие подвиги и не знающего после побега, за какую работу взяться. Его проекты работы были фантастичны. Ильич не возражал, осторожно старался поставить Камо на землю, говорил о необходимости организовать транспорт и т. д. В конце концов было решено, что Камо поедет в Бельгию, сделает себе там глазную операцию (он косил, и шпики сразу его узнавали по этому признаку), а потом морем проберется на юг, потом на Кавказ. Осматривая пальто Камо, Ильич спросил: «А есть у вас теплое пальто, ведь в этом вам будет холодно ходить по палубе?» Сам Ильич, когда ездил на пароходах, неустанно ходил по палубе взад и вперед. И когда выяснилось, что никакого другого пальто у Камо нет, Ильич притащил ему свой мягкий серый плащ, который ему в Стокгольме подарила мать и который Ильичу особенно нравился».

Вариант с глазной операцией не удался. Пытались устроить еще пластическую операцию у известного парижского хирурга. Ленин чуть ли не лично водил Камо к нему.

Но и тут ничего не вышло — врач за операцию не взялся. Хотя посоветовал Камо всегда иметь при себе пузырек с эфиром. В случае чего обрызгаешь им подошвы ботинок, и ни одна собака след не возьмет.

Камо хотелось в Россию. Ему не нравились эмигрантские склоки и сплетни. В одном из писем Богданову он обругал одного из основоположников русского марксизма и меньшевика Георгия Плеханова «старой задницей». В другом жаловался, что Ленин долго объяснял ему философское понятие «материя», а он так ничего и не понял… В общем, Камо хотелось конкретных дел. В России, в тюрьмах, сидели его товарищи по боевой группе. Нужно было отомстить предателю (а как же еще?). Он подозревал кого-то из «виднейших товарищей, работающих в России». И рассказывал, как будет добиваться от них правды: «Придем к тебе, арестуем, пытать будем, на кол посадим. Начнешь болтать: ясно будет, чего ты стоишь. Выловим так всех провокаторов, всех трусов». Но пока возвращаться в Россию ему не пришлось. Он отправился на Балканы выяснять возможности закупки и перевозки оружия. Поручение Ленина. Поехал с удовольствием — здесь он тоже был в своей стихии.

Несколько месяцев Камо мотался по Балканам: Турция, Болгария, Греция, снова Турция. Он вступал в контакт с болгарскими социал-демократами, македонскими националистами-революционерами, организацией младотурок, турецким министром внутренних дел и начальником турецкой полиции, армянскими националистами, грузинскими эмигрантами. Да и сам представлялся им то грузинским федералистом, то армянским националистом, то членом «Международного комитета помощи турецким христианам», то турецким торговцем.

В Болгарии его арестовали как турецкого шпиона, но вскоре выпустили — заступились болгарские эсдеки. В Греции в него влюбилась некая певица. И что еще хуже, его тоже потянуло к ней. Тогда он грубо сказал ей, что она ему не нужна, и она, вся в слезах, ушла. Позже Камо объяснял, что и ему было тяжело, но он хотел, чтобы она считала его плохим человеком, поскорее смогла бы его забыть и не переживать об этом разрыве.