До сих пор идут дискуссии — действительно ли Каменев выдал что-то такое, о чем не знали противники большевиков? Скорее всего, нет — о предстоящем «выступлении» не говорил тогда только ленивый. Вероятно, Ленина возмутила, во-первых, морально-этическая сторона его поступка — все-таки, как ни крути, а Каменев «вынес сор из избы» или, как сейчас часто говорят, «нарушил корпоративную этику». Но был от его интервью и действительно практический вред. Ведь позиция Каменева с Зиновьевым являлась отражением взглядов тысяч рядовых большевиков, у которых тоже имелись сомнения в целесообразности вооруженного выступления. Ленин это прекрасно понимал и считал, что публикация Каменева приведет к усилению вредных шатаний и колебаний среди партийцев. И это накануне «последнего и решительного боя»! Ленин расценил это газетное выступление как разглашение фактически секретного решения ЦК и потребовал исключить Каменева и Зиновьева из партии. Но остался в меньшинстве.
Одну из ключевых ролей в том, чтобы смягчить удар Ленина по «двум видным большевикам», сыграл Сталин. Тот самый, который их потом же и уничтожит. Сталин встретился с Зиновьевым и Каменевым и опубликовал в газете «Рабочий путь» письмо Зиновьева, в котором тот объяснял, что Ленин их не так понял и призывал «закрыть вопрос». «Мы вполне можем сомкнуть ряды и отложить наш спор до более благоприятных обстоятельств», — отмечал он. Сталин добавил к публикации письма еще и примечание от редакции. Оно гласило, что конфликт «можно считать исчерпанным». А резкость тона Ленина «не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками».
Ленин, однако, так не считал. 19 октября он настаивал: «Каменев и Зиновьев выдали… решение ЦК своей партии о вооруженном восстании и о сокрытии от врага подготовки вооруженного восстания, выбора срока для вооруженного восстания. Это факт. Никакими увертками нельзя опровергнуть этого факта. Двое членов ЦК кляузной ложью перед капиталистами выдали им решение рабочих. Ответ на это может и должен быть один: немедленное решение ЦК:
«Признав полный состав штрейкбрехерства в выступлении Зиновьева и Каменева в непартийной печати, ЦК исключает обоих из партии».
Мне нелегко писать это про бывших близких товарищей, но колебания я считал бы здесь преступлением, ибо иначе партия революционеров, не карающая видных штрейкбрехеров, погибла…
On n’est trahi que par les siens, говорят французы. Изменником может стать лишь свой человек.
Чем «виднее» штрейкбрехеры, тем обязательнее немедля карать их исключением».
Однако и тогда Ленина не поддержали. Несмотря на его фактический ультиматум. ЦК собрался 20 октября. В его заседании участвовали девять человек. Не было ни Ленина, ни Каменева с Зиновьевым. Каменев прислал заявление о своей отставке с поста члена ЦК. Сталин на заседании заявил, что предложение Ленина может рассматривать лишь пленум ЦК, поэтому его вообще надо снять с повестки дня. Он заявил, что «исключение из партии — не рецепт, нужно сохранить единство партии», и предложил «обязать этих двух тт. подчиниться, но оставить их в ЦК».
Тем не менее заявление Каменева об отставке все же рассмотрели и удовлетворили его: пять человек проголосовали «за», трое — «против». Затем Каменева и Зиновьева обязали не выступать «против решений ЦК и намеченной им линии работы» («за» голосовали шесть человек). А заодно единогласно запретили всем членам ЦК «выступать против принятых решений ЦК». 22 октября Ленин написал Свердлову: «По делу Зиновьева и Каменева, если
Утром 24 октября Каменев участвовал на заседании ЦК, которое проходило в Смольном. Именно он и открыл его и предложил, чтобы члены ЦК без особого постановления в ближайшие часы Смольный не покидали. Счет уже действительно шел на часы.
«На капитанском мостике»
Где был Каменев непосредственно в часы переворота? Согласно мемуарам Троцкого, рядом с ним, как выразился тогдашний председатель Петросовета, «на капитанском мостике». «К ночи 24-го члены Революционного комитета разошлись по районам, — писал он. — Я остался один. Потом пришел Каменев. Он был противником восстания. Но эту решающую ночь он пришел провести со мною, и мы остались вдвоем в маленькой угловой комнате третьего этажа, которая походила на капитанский мостик в решающую ночь революции».