С 17 июля по 10 августа 1903 года в Брюсселе и Лондоне прошел II съезд РСДРП. Тот самый, на котором и начался раскол партии на две фракции — «большевистов» и «меньшевистов», «беков» и «меков» или, наконец, «большевиков» и «меньшевиков». Красин присутствовал на съезде, хотя и не играл на нем ведущей роли. Он поддержал большевистское течение, возглавляемое Лениным. Ему больше импонировало ленинское представление о партии как о боевом, сплоченном и едином отряде, чем предложения Юлия Мартова и других меньшевиков строить ее как широкое общественное движение.
В октябре 1903 года Красин был кооптирован в ЦК. Раскол в партии усиливался. В том же октябре 1903 года Ленин вышел из редколлегии «Искры» и теперь хотел провести новый, чисто большевистский съезд и призывал прекратить издание в России «Искры», которая оказалась во власти меньшевиков. Красин же выступал против этих инициатив. Он считал, что таким образом фракционный раскол станет необратимым и партия развалится окончательно. Так что в 1903–1904 годах, оставаясь в целом на позиции Ленина, Красин играл роль «примиренца», или, по выражению Ильича, «соглашателя».
Вскоре на совещании 22 большевиков в Женеве был создан первый большевистский руководящий орган — Бюро комитетов большинства (БКБ). Он стал своего рода противовесом ЦК РСДРП, избранному на II съезде партии, который занимал примиренческую позицию в отношениях между большевиками и меньшевиками.
Несмотря на расхождения с Лениным в 1903–1905 годах, Красин набирал вес и авторитет в партийных кругах. Его деятельность по организации и финансированию «Нины» не осталась незамеченной, и он постепенно превратился в главного финансиста РСДРП. Даже больше — в главного организатора революционной работы.
Другой не менее талантливый «партийный финансист» Яков Ганецкий признавал: «До 1908 года фактически организационное руководство партией находилось в руках Красина. Он организовывал транспорт нелегальщины из-за границы, большие подпольные типографии, изыскивал материальные средства и оружие для партии».
В этом деле он демонстрировал удивительные способности. Мог договориться и с контрабандистами, и дать взятку таможенникам или полицейским, и уговорить расстаться с деньгами крупного фабриканта. Коллега Красина, инженер-путеец, а также знаменитый писатель Николай Гарин-Михайловский, автор «Детства Темы», «Гимназистов», «Студентов» и др., тоже передавал Красину деньги на партийные нужды. В свою очередь и Максим Горький вспоминал, что однажды привез ему «для передачи Л. Б. Красину в кассу партии 15 или 25 тысяч рублей». Очень большие деньги по тем временам.
Горький тоже впервые услышал о Красине от Гарина-Михайловского. «Убеждая меня в чем-то, в чем я не мог убедиться, — вспоминал он, — Гарин пригрозил:
— Вас надо познакомить с Леонидом Красиным, он бы с вас в один месяц все анархические шишки сточил, он бы вас отшлифовал!»
А познакомились они зимой 1903 года, когда Горький жил на курорте в Сестрорецке. «Я был предупрежден, что ко мне приедет «Никитич», недавно кооптированный в члены ЦК, — писал Горький 23 года спустя, — но, когда увидал в окно, что по дорожке парка идет элегантно одетый человек в котелке, в рыжих перчатках, в щегольских ботинках без галош, я не мог подумать, что это он и есть «Никитич».
— Леонид Красин, — назвал он себя, пожимая мою руку очень сильной и жесткой рукою рабочего человека. Рука возбуждала доверие, но костюм и необычное, характерное лицо все-таки смущали… Этот не казался одетым для конспирации «барином», костюм сидел на нем так ловко, как будто Красин родился в таком костюме. От всех партийцев. кого я знал, он резко отличался — разумеется, не только внешним лоском и спокойной точностью речи, но и еще чем-то, чего я не умею определить… О «Никитиче» я уже знал, что это один из энергичнейших практиков партии и талантливых организаторов ее.
Он сел к столу и тотчас же заговорил, что, по мысли Ленина, необходимо создать кадр профессиональных революционеров, интеллигентов и рабочих.
— Так сказать — мастеров, инженеров, наконец — художников этого дела, — пояснил он, улыбаясь очень хорошей улыбкой, которая удивительно изменила его сухощавое лицо, сделав его мягче, но не умаляя его энергии».
Сам Красин не раз отмечал, что его больше всего увлекала именно практическая работа для будущей революции. К «теоретикам» он относился несколько свысока. «Меня, — писал он, — больше интересовала проблема сшить сапоги и, кажется, я не ошибался, что объяснить, как шьются сапоги, всегда найдется относительно больше охотников».
«Сшить сапоги» у него действительно получалось хорошо.
Горький тоже добывал для социал-демократов деньги. А иногда и способствовал им в этом. На первой же встрече с ним Красин попросил писателя «прозондировать» возможность получить деньги у одного из крупнейших фабрикантов того времени, Саввы Морозова.
«Он сообщил о намерении партии создать общерусский политический орган социал-демократии, — вспоминал Горький.