- Лучше? - спросил Малкольм. Она устало улыбнулась. Он снова обмакнул ткань в воду, прижал к другому рубцу, где та успокоила израненную кожу. Долгое время он обмывал ее раны. Ни одну не пропустил. Когда он закончил с передней частью ее тела, она перевернулась на живот и прижалась щекой к подушке. Он спросил, знает ли она, насколько она важна для него. Нет, она не знала. Но ощущала это. В том, каким нежным он был с ее рубцами, с ее потребностями, с какой заботливостью, которая была превыше всего, что она испытывала от любовника прежде. Она чувствовала себя избалованной, как единственное дитя, которую ценили как драгоценное достояние, о которой заботились, как о самой любимой наложнице короля. Что это за магия, что за колдовство, способное превратить акт насилия и боли в акт обожания и любви? Это была алхимия, искусство превращения базовых вещей в золото.
- Вы позволите мне любить вас, сэр? - спросила она Малкольма.
- Сегодня можно, - сказал он с легкой улыбкой на губах, чтобы показать насколько тайно он был удовлетворен. - В следующий раз, когда я приду к тебе, ты не будешь меня любить, так что наслаждайся, пока можешь.
Она тихо рассмеялась в подушку. Трудно было всерьез воспринимать такую угрозу от мужчины, который использовал свой собственный льняной галстук, чтобы обработать ее раны.
- Я так не думаю, - ответила она.
- Разве я не предупреждал, чтобы ты не говорила таких вещей?
- Знаю, знаю, сэр. Мужчины вроде вас воспринимают это как вызов.
- Сегодня ты любишь меня только из-за порки. Ты это понимаешь, не так ли?
До сегодняшней ночи, она бы сказала "нет", но в этом не было никакого смысла, никакой логики. Он сделал что-то не только с ее телом, но и с ее разумом. В конце ее порки, она не могла отличить стек от его доброты. Они были единым для нее, каждый удар стека был нежным, словно поцелуй, и каждое слово нежности сопровождалось ударом стека.
- Теперь понимаю, - ответила она, потому теперь она понимала.
Когда закончил с водой, он принес прозрачную стеклянную бутылочку с золотым маслом. Оно пахло словно перетертые полевые цветы и согревало кожу еще больше, пока он втирал ее в изможденную плоть. Он массировал все ее тело, спину и ноги, плечи и руки, затем заставил ее перевернуться на спину, чтобы он повторил то же самое спереди. Он долго задержался на ее грудях, обхватив их обеими руками. Она отдала себя в его руки, позволила ему лепить ее, как глину. У нее не было власти над своим телом. Она подчинялась только воли Малкольма.
Малкольм растер теплое масло по ее животу, бедрам и ногам. Он опустил руку между ее ног и заставил раздвинуть их. Он смазал ее клитор маслом и кружил вокруг него. Тот налился под его прикосновениями и пульсировал под пальцем. Она снова почувствовала эту глубокую восхитительную пустоту внутри себя. Он заполнил ее пальцами, когда проник в нее, масло обеспечило глубокое проникновение. Это было блаженство - раздвинуть для него ноги, чтобы он мог сделать с ней все, что захочет. Она смотрела, как его пальцы один за другим исчезали в ее теле, прощупывая и раздвигая ее изнутри. Мона тяжело дышала через нос. Она знала, что не должна кончать, пока его член не окажется внутри нее. Если он в скором времени не войдет в нее, ей придется умолять его об этом.
- У тебя есть дети? - спросила она.
Он мягко усмехнулся.
- В твоей киске четыре моих пальца, а ты спрашиваешь о том, есть ли у меня дети. Думаешь, я проверяю, есть ли там место для еще одного?
Она широко улыбнулась, слишком уставшая и возбужденная для смеха.
- Я только спросила, - ответила она.
- А для тебя это имеет значение? - спросил он.
- Я любопытная. А ты загадочный.
- Да, у меня есть дети. Но уже не такие маленькие.
- Ты их любишь?
- Я люблю их, хотя они и разочаровали меня.
- Как?
- Они... респектабельны, - ответил он. - Респектабельны и хорошо воспитаны. Добропорядочные граждане королевства. Они скучные. Кроме самого младшего. Он пошел в меня. - Его слова заставили ее пьяно улыбнуться. - Та рада узнать об этом?
- Да, - ответила она. - Хотя... я не знаю почему.
- Ты открыта, - сказал он.
- Я знаю.
- Не в этом смысле... - Он посмотрел вниз, на свою руку в ее киске по самый большой палец. - Сегодня я тебя раскрыл. Здесь. - Свободной рукой он постучал по ее виску, указывая на ее разум. - И здесь. - Он постучал по груди над сердцем. - Ты кажешься ближе ко мне.
- Да, - ответила она.
- Это близость между пленником и похитителем. Нет ничего подобно ей.
- Я что, твоя пленница?
- Сегодня - да.
- Ты можешь держать меня в плену вечно?
- Я бы хотел, - ответил он, и она поверила его словам. По крайней мере, сегодня он говорил серьезно.
- Но ты не можешь?
Он покачал головой.
- Но... если хочешь, ты можешь оставить меня.
- Что это значит?
Его улыбка снова превратила его в того красивого дьявола, которого она знала и любила.
- Увидишь, - ответил он. - А теперь закрой глаза и не открывай их.