Красный, белый и королевский синий

– У нас есть двоюродный дедушка, который отрекся от престола, потому что был сраным наци, так что едва ли это станет худшей причиной, не так ли? – Теперь кричит Генри. Он поднимается со стула и нависает над Филиппом; его руки трясутся, и Алекс замечает, что он выше брата. – Что мы вообще здесь так защищаем, Филипп? Какое именно наследие? Что это за семья, которая говорит, что мы возьмем все плоды убийств, насилия, грабежей и колонизаций, красивенько все подчистим и поставим в музей, но, о господи, нет, ты же чертов гомик! Это уже выходит за всякие рамки приличий! Я сыт этим по горло. Слишком долго я позволял тебе, бабушке и всему этому проклятому миру загонять меня в угол. Но это конец. Мне плевать. Можешь взять все свое наследие и свои приличия и засунуть их себе в задницу, Филипп. С меня хватит. – Он тяжело выдыхает, разворачивается и выходит из кухни.

Алекс остается на своем месте еще пару секунд, сидя с открытым ртом. Напротив него стоит Филипп, покрасневший и разъяренный. Алекс прокашливается, встает и застегивает жакет.

– Как бы то ни было, – говорит он Филиппу, – это самый храбрый сукин сын из всех, что я встречал.

И тоже уходит.

Шаан выглядит так, словно не спал тридцать шесть часов. Ну, в целом он выглядит собранным и ухоженным, но из воротника его свитера торчит этикетка, а от чая за милю разит виски.

Возле него, на заднем сиденье неприметного фургона, который они наняли, чтобы добраться до Букингемского дворца, сидит Захра, решительно скрестив руки на груди. Обручальное кольцо на ее левой руке блестит в приглушенном свете лондонского утра.

– Так что, – нерешительно начинает Алекс, – вы двое теперь в ссоре?

Захра бросает на него взгляд.

– Нет. С чего ты взял?

– О. Я так подумал, потому что…

– Все в порядке, – отвечает Шаан, все еще набирая что-то на экране своего айфона. – Вот почему мы с самого начала установили некоторые правила по поводу наших личных тире профессиональных отношений. Нам это подходит.

– Если ты хотел ссоры, то видел бы ты меня, когда я узнала, что он знал о вас двоих все это время, – говорит Захра Алексу. – Как думаешь, почему камень на моем кольце такой большой?

– Обычно это нам подходит, – поправляет сам себя Шаан.

– Ага, – кивает Захра.

– К тому же мы и так неплохо покричали прошлой ночью. – Не поднимая головы, Шаан отбивает ей пять.

Совместными усилиями Захра и Шаан устраивают встречу с королевой в Букингемском дворце, но им приказано прибыть туда окольным путем, чтобы предусмотрительно избежать папарацци. Алекс буквально чувствует, как все в Лондоне гудит тем утром, слыша миллионы голосов, перешептывающихся о них с Генри и о том, что же последует дальше. Но Генри рядом, держит его за руку, и он держит руку Генри в ответ. По крайней мере, это уже что-то.

Когда они подходят к переговорной, у дверей их ждет низенькая пожилая женщина с курносым, как у Беатрис, носом и голубыми глазами, как у Генри. На переносице у нее сидят толстые очки, а одета она в потертый темно-бордовый свитер и джинсы с отворотами, выглядя совершенно неуместно в стенах Букингемского дворца. Из заднего кармана торчит книга в мягкой обложке.

Мать Генри поворачивается им навстречу, и Алекс наблюдает за тем, как стремительно меняется ее выражение лица от мучительного к сдержанному, а затем – к полному нежности.

– Здравствуй, мой мальчик, – произносит она, когда Генри равняется с ней.

Зубы Генри стиснуты, но не от злости, а от страха. Алекс видит на его лице знакомое выражение: Генри гадает, не опасно ли принять ту любовь, которую ему предлагают, и отчаянно выжидает, чтобы забрать ее, несмотря ни на что. Обняв мать, он позволяет ей чмокнуть себя в щеку.

– Мама, это Алекс, – говорит Генри, а затем добавляет, словно это неочевидно: – Мой парень.

Она поворачивается к Алексу, который не знает, чего ожидать. Но Кэтрин просто притягивает его к себе и тоже целует в щеку.

– Моя Би рассказала о том, что ты сделал ради моего сына, – говорит она, пронзая его взглядом. – Спасибо.

Би стоит позади нее. Она выглядит уставшей, но сосредоточенной, и Алекс может только представить тот разговор-исповедь, с которым она пришла к матери еще до того, как они добрались до дворца. Когда вся их маленькая компания воссоединяется в коридоре, Кэтрин смотрит Захре прямо в глаза, и Алекс чувствует, что они не могли оказаться в более надежных руках. Он лишь гадает, собиралась ли она возвращаться в строй.

– Что ты намерена ей сказать? – спрашивает Генри у матери.

Она вздыхает, поправляя очки.

– Что ж, старушка не слишком подвержена эмоциям, поэтому, полагаю, я постараюсь предложить ей политическую стратегию.

Генри моргает.

– Прости… о чем ты?

– Я говорю о том, что намерена побороться, – отвечает она прямо и ясно. – Ты хочешь рассказать всем правду, не так ли?

– Я… да, мам. – Искорка надежды сверкает в его глазах. – Хочу.

– В таком случае мы можем попытаться.