Красный, белый и королевский синий

– Феминизм работает иначе, – отвечает Джун, закатывая глаза. – Я говорила не об этом. Я имела в виду… Не знаю. Ты когда-нибудь думал о том, что можно как-то по-другому использовать то, что имеешь? Или о том, что можно попасть туда, куда ты стремишься, сделав куда больший вклад в этот мир?

– Не уверен, что понимаю, о чем ты.

– О’кей. – Она опускает взгляд. – Это как вся эта история с Сакраменто Би… все равно ничего бы не вышло. Она была моей мечтой до того, как мама стала президентом. Та журналистика, которой я хотела заниматься… это то, от чего я, будучи ее дочерью, максимально сейчас далека. Но то, где мама сейчас находится… миру так будет гораздо лучше. Ну, а я просто займусь поиском новой мечты, получше. – Ее большие, как у отца, карие глаза моргают, глядя прямо на Алекса. – Так что… не знаю. Быть может, у тебя есть и другая мечта. Или иной путь к ее достижению.

Джун нервно пожимает плечами, склонив голову и выжидающе глядя на брата. Джун частенько бывает загадкой – огромным клубком из сложных эмоций и стимулов, но сердце у нее честное и открытое. Она очень походит на тот священный образ южан в самом лучшем их проявлении, который Алекс хранит в своей памяти: неизменно щедрая, теплая и искренняя, сильная и надежная. Свет в ее душе никогда не затухает. Она хочет для него самого лучшего, прямо, бескорыстно и не рассчитывая ни на что взамен. Алекс осознает, что Джун уже давно пыталась с ним поговорить.

Он смотрит на журнал и чувствует, как уголки его губ приподнялись. Он не может поверить, что Джун оберегала его все эти годы.

– Сейчас он выглядит совсем по-другому, – произносит он после долгой паузы, глядя на малыша Генри на странице – на его легкую и непринужденную уверенность. – То есть… это очевидно. Но его поведение… – Кончики его пальцев скользят по странице в том же месте, что и много лет назад, – по золотистым волосам. Теперь он знает, какие они на ощупь. Алекс впервые видит это фото с тех самых пор, как узнал, куда подевался этот Генри с фотографии. – Иногда я жутко злюсь, когда думаю, через что ему пришлось пройти. Он хороший человек. Ему правда не все равно, и он очень старается. Он всего этого не заслужил.

Джун наклоняется вперед и тоже смотрит на фотографию.

– Ты когда-нибудь говорил ему об этом?

– На самом деле мы не… – Алекс кашляет, – не знаю… Не говорим о таких вещах.

Джун глубоко вдыхает и издает ртом громкий пердящий звук, мигом развеяв все серьезное настроение. Алекс настолько за это благодарен, что опускается на пол в приступе истеричного смеха.

– Тьфу! Мужики! – стонет она. – Никакого эмоционального словаря. Поверить не могу, что наши предки пережили столетия войн, эпидемий и геноцидов только для того, чтобы все закончилось на твоей жалкой заднице. – Она швыряет в него подушкой; Алекс взвизгивает и смеется, когда та прилетает ему в лицо. – Ты должен попробовать сказать ему что-то подобное.

– Прекрати пытаться превратить мою жизнь в романы Джейн Остин! – восклицает он в ответ.

– Послушай, не моя вина в том, что он – такой загадочный и скромный юный королевский наследник, а ты – лишь взбалмошная девица, которая привлекла его внимание, о’кей?

Алекс снова смеется, пытаясь отползти подальше от Джун, но та хватает его за лодыжку и швыряет в голову еще одну подушку. Он все еще чувствует вину за то, что отталкивал ее все это время, но теперь все в порядке. Он исправится.

Они начинают драться за место на ее огромной кровати с балдахином, и Джун заставляет его рассказать, каково это – тайно встречаться с настоящим принцем. Теперь она знает – знает о нем. Но обнимает его. Ей все равно. Алекс и сам не понимает, как сильно боялся того, что Джун обо всем узнает, пока этот страх не исчез.

Она вновь включает сериал и заказывает на кухне мороженое. Алекс вспоминает ее слова: «Ты не обязан становиться таким же, как наши родители». Джун никогда прежде не упоминала их отца в том же контексте, что и мать. Он всегда знал, что часть ее злится на мать за то положение, которое они занимают в мире. За то, что у нее нет нормальной жизни. За то, как мать отбирала себя у них. Однако в первый раз Алекс осознает, что Джун в глубине души испытывает то же чувство потери, что и он сам, по отношению к их отцу. Это то, с чем она справилась, оставив позади. Но ситуация с матерью – через нее Джун все еще проходит.

Алекс считает, что по большей части сестра ошибалась на его счет. Ему не обязательно придется выбирать между политикой и всей этой темой с Генри. Да и не так уж он и спешит со своей карьерой. Но… остается же еще та техасская папка. И понимание того, что есть другие штаты вроде Техаса и миллионы других людей, которым нужен кто-то, кто станет за них бороться. И тут же чувство где-то пониже спины вспыхивает в нем, говоря, что внутри него еще остаются силы сражаться! Силы, которые нужно направить в правильную сторону.

Он может стать юристом.